Российский писатель Андрей Битов представил в «Новой газете» свое видение ситуации вокруг неожиданно обретшего скандальную славу романа-реквиема «Каменные сны», посвященного «армянам, оставившим после себя неоплаканную боль». Битов, в частности, заострил внимание на том, каким уроком травля азербайджанского литератора может послужить в российском контексте.
«Начну с небольшого мемуара. Дело было полвека назад, я увидел на улице родного Ленинграда, как среди бела дня двое розовых милиционеров вели под руки девицу. Может быть, она была девушкой нетяжелого поведения, хотя их в Советском Союзе вроде и не было, может, просто пьяненькая. Я запомнил подламывающиеся каблучки — она не могла уже идти и висла у них на руках. А у них было выражение, что они делают свое дело. И что-то в моей молодой еще тогда душе возмутилось. У них была правота. За ними была сила. Они ничуть не сомневались в том, что все делают правильно. Сейчас я думаю, что тогда-то у меня и сформировалась жуткая ненависть к правоте.
Я вспомнил эту картинку в связи с травлей на родине азербайджанского писателя Акрама Айлисли. Кто такой Акрам Айлисли? Нормальный гуманистический писатель, которому пришло в голову написать роман, где герой переживает проблему взаимоотношений азербайджанцев с армянами. Русский ПЕН-центр, за который я отвечаю, уже сделал по этому поводу свои заявления, и сейчас я могу поставить вопрос шире и распространить свои рассуждения на то, что меня интересует, — на свою страну тоже. В чем урок Азербайджана для России?
Совсем недавно мы говорили о конце света, но он пока не случился. Атомной войны тоже пока избежали. Но «Страшный суд давно идет, а мы даем свои показания», как сказал Юз Алешковский. Вся наша жизнь в каком-то смысле — предварительные показания на Страшном суде.
Что нас может ждать? Столкновение с очередным невероятным метеоритом? Но то, чего хватило на динозавров, пока не спущено человечеству. Остается то, что мы сами наделали, — экология, климат, таяние снежных шапок. Вполне эсхатологическая угроза.
Чем было падение советского режима и последовавшее за ним падение империи? Государственное стало ничьим, а ничье стало принадлежать тем, кто его захватил. Об этом распространяться не хочу. Падение империи занимает меня намного больше, я, как человек невыездной, всю жизнь в ней провел и кое-что о ней написал.
Подсознание у нас было, конечно, имперское. Сверху были накиданы лозунги, смутившие и соблазнившие народ. Но надо понять простую вещь: не следует считать народ баранами. Если бы он все покорно принимал, не было бы необходимости столько людей уничтожать. Значит, сдержать эту страну можно было, только заковав ее в ледник. Она удержалась. И была выиграна война. А потом империя начала таять. Поплыл архипелаг ГУЛАГ — очень точно найденное Солженицыным слово, — разбился на острова.
В отколовшихся частях, которые стали суверенными, сохранилось даже больше советского режима, чем у нас. У нас все-таки (хоть демократией то, что есть, трудно назвать) какой-то вольницы больше. А там сохранились именно осколки советского режима. Те, кто ближе к границам, оказались в поисках старшего брата, поскольку прежнего не стало. Некоторые оказались заложниками, как Армения. Грузия заметалась в поисках другого старшего брата. И Средняя Азия заметалась. И Украина заметалась. И Азербайджан — для него главный старший брат, видимо, Турция, других нет. Турция же сама по себе очень хотела в Европейский союз, и условием ее вступления было признание армянского геноцида. Долго это признание шло, медленно. Кстати, Россия была одной из первых признавших геноцид.
Что такое человек вообще, особенно живущий под гнетом режима?
Как он может ощутить свою силу, если правота всегда принадлежит власти? Или в экстремальных условиях, как на войне, или прислонившись к какому-то большинству. Если ты не прислонен то ли к конфессии, то ли к нации, то ли к власти, тогда ты ноль. А ноль легко принимает отрицательные и положительные значения вплоть до бесконечности. И очень легко в людях, лишенных права, возбуждать чувство правоты, сбивающее их в толпу.
Недаром же первая заповедь во всех религиях — не убий. Этот принцип заложен и в людях, и в животных. Нельзя убивать существо своего вида. Человек может убить, когда скажет про другого: это не человек. Здесь — основа всех геноцидов. Такая простая схема: убить можно, только если скажешь себе, что это не человек.
Что в ситуации с Акрамом Айлисли должна сделать наша власть? Вынести урок для себя. Понять, чем можно ответить за потакание низости. Когда под окнами гуманистического писателя, для Азербайджана очень крупного, жгут книги — в этом виновата власть. Когда партия националистического толка объявляет награду 10 тысяч манат тому, кто отрежет писателю ухо, — в этом виновата власть. Урок, который нам преподносит Азербайджан, заключается в том, чтобы к нам, к России, это никак не могло относиться. Акрама Айлисли надо защищать изо всех сил еще и потому, что это урок нам самим.
Мы ведь сами находимся в том состоянии, когда в любую секунду готовы играть на самых низменных инстинктах друг друга…
Между прочим, у нас наступил юбилейный год. Столетие 1913-го, с которым советская власть всегда себя сравнивала. Мы вползаем в Год змеи, всегда такой грозный для России в ХХ веке. Это относится и к другому юбилею, 5 марта 1953 года, — началу таяния нашего ГУЛАГа. Да еще 400-летие дома Романовых… Надо бы отметить эти юбилеи, наконец, по честному. С чувством права, а не правоты».