Epress.am Новости из Армении
1 июня нашу детсадовскую группу водили в церковь неподалеку. Тогда нас никто не спрашивал, хотим мы этого или нет. Позже я поняла, что, вероятно, в тот день нас вели защитить от чего-то. На утренники мне задавали выучить стихи и песни, и никто не спрашивал, нравятся мне они или нет. Я не знала, почему на выпускном утреннике нужно говорить, что воспитательницы ухаживали за нами, как родные матери, что такое родина и безоблачное небо… Нас всегда заставляли читать стихотворения выразительно: нужно было кричать как можно громче. Сестра в сравнении со мной была тихим ребенком, и маме постоянно жаловались, мол, не очень уж она активная.
Я обратилась к своим друзьям в «Фейсбук»-е с просьбой поделиться своими воспоминаниями, рассказать, ходили ли они в детский сад с удовольствием, и если нет, то почему.
— Помню, что в основном испытывала скуку, постоянно все повторялось: поесть, построиться, поспать, потом снова поесть. Мне нравилось мелкое печенье в форме животных. До сих пор при виде их вспоминаю детский сад, но вместе с этим был и хлеб с джемом, который, неизвестно, зачем, запихивали в наши рты.
— Из положительного – манная каша, которую мои сотрапезники не ели, и это была моя добавка.
— У меня в первую очередь отрицательные воспоминания, в основном связанные с требованием уснуть и с неспособностью сделать это. Проведение этих двух часов в лежачем положении было для меня сущим наказанием. Потому что время, особенно для детей, идет медленно. Другое отрицательное воспоминание – утренники и мое нежелание в них участвовать, что в итоге приводило к какой-то второстепенной роли, что было хуже, чем если не участвовать в них вообще.
— Первый раз я пошел в детский сад, на столах была еда, все расселись, но к еде никто не прикасался. Потом воспитательница – она стояла к нам спиной, лицом к окну – что-то пробормотала, и все начали есть. Ну, и я по инерции. Это повторялось каждый день, и я пытался понять, что она говорит себе под нос такого, что воспринимается всеми, как сигнал. Потом уже удалось расслышать, что нам желают приятного аппетита, но я еще долгое время не знал, что значит приятный аппетит, и как это вообще связано с принятием пищи, и как аппетит может быть приятным.
— Я – продукт яслей, и, наверно, именно поэтому у меня довольно высокая степень выносливости. Привыкание к жизни происходило в коллективе и часто через установки. К примеру, установка номер один: когда я ем, я глух и нем. Я молча ела любой поставленный передо мной обедик. Установка номер два: время сна, лечь, даже если спать не хочется, я должна была лечь. Помню, что иногда ложилась в кровать и притворялась спящей, чтобы меня оставили в покое. Ну, всякое привыкание есть результат насильственного подчинения и управления, так что первый этап социализации я прошла в детском саду.
— Помню книжку, кажется, с изображением Геворга Чауша, патриотические песни, маленькая брошюра. Раздали нам, а мы учили их наизусть.
Надпись на плакате: Май побед, Первая Республика Армения
— Ужасно не любила спать, но заставляли лечь, и, хорошо помню, уложив нас, воспитательницы начинали есть всякие вкусности, мы чувствовали запах.
— Нас заставляли спать в конкретное время, а тех, кто не засыпал, наказывали. Я никогда не спала, и меня всегда ставили в угол минут на 10. Заставляли съедать непонятные супы, которые пахли ужасно. Если мы противились, унижали при всех, угрожали вылить обед на голову и т.д.
Заболевшие дети продолжали ходить в садик, заражать остальных, и никто не говорил не приводить их.
Конфликты в семье влияли на настроение воспитателей. У них были любимчики, в основном ими и занимались, другими активно пренебрегали. Мои родители не приходили на утренники, потому что работали с 6 до 9, другие приходили с цветами и подарками, всегда испытывала из-за этого дискомфорт.
Медсестра обращалась ужасно грубо и жестоко, истерично кричала; нам всегда грозили приходом тети Аси, если не будем слушаться воспитателей.
— Что в этом хорошего? Только выпускной утренник группы, последний день в детском саду.
— В детский сад я ходила 2 месяца, после чего сказала дома, что окончила и водить меня туда больше не надо. Это был не детский сад, а просто ужасное место, где нас сажали под стенами на весь день и не разрешали играть игрушками из шкафчиков, заставляли есть противную еду и не писать, да еще спать, ужасно. Короче говоря, кошмар.
— Я любила детсад, а он любил меня. Но теперь, когда думаю задним числом, это было благодаря моей полной интеграции: я спала, хорошо пела и танцевала.
— Родители Анны из нашей группы снимали все утренники на видеокамеру, потому что имели магазин и были при деньгах. До сих пор не видела ни одного видео с утренника, так как мама Анны говорила: есть только одна копия, кассета испортится, если просматривать много раз. Да и какая разница, все равно на протяжении всего утренника камера была направлена только на Анну.
— Я злилась из-за необходимости заучивать патриотические песни. Никогда не любила учить наизусть, но песни о смерти, гибели были мне совершенно непонятны. Было непонятно, почему мы заучиваем песни на такие грустные темы, армия там, фидаи.
— Помню, как детей водили в туалет. Как в мертвый час, сажали всех на горшки одновременно. Было две комнаты, с закафеленными стенами и полом, — для девочек и мальчиков. И помню, что сидеть на горшке тоже не нравилось, потому что Гоарик из нашей группы, корябая горшком кафель, «подъезжала» ко мне и царапала.
— Были игрушки, которыми играли все, но дети богатых родителей приносили игрушки, которых у многих не было.
Однажды, когда я с трудом доела остывший гороховый суп, меня вырвало на тапочки, оставленные в подъезде нашего дома. Это был мой последний день в детском саду. Родители отказались водить меня в детский сад (или я их заставила, не помню). До сих пор воротит от гороха, никогда его не ем.
Подготовила Шаганэ Хачатрян