Epress.am Новости из Армении
17 июля акция протеста в центре Тавушской области Армении Иджеване, уроженцем которого является премьер-министр Никол Пашинян, завершилась столкновениями между демонстрантами и полицейскими. Как результат, есть раненые, 22 задержанных и 13 арестованных. Протест лесорубов казался странным: по форме, содержанию, а затем и из-за столкновений. Странным казались и дальнейшие объяснения, в основном, официальные, зачастую — с многозначительными намеками о тех, кто стоит за протестами. Исследователь, культуролог Гамлет Мелкумян, который был на месте событий до и после столкновений, рассказал Epress.am некоторые подробности. (Текст незначительно изменился после публикации). Представляем сокращенную версию стенограммы телефонного разговора с ним:
Недавно посмотрел заседание правительства: там все были белые, а вырубщики деревьев — совершенно черные [эпитеты «белые» и «черные» стали чаще употребляться после прошлогодней бархатной революции в Армении, когда имеющим негативную коннотацию «черные» называли представителей бывшей власти].
Вчера [17 июля], по крайней мере, с 17:00 до 1:30 ночи межгосударственная магистраль Иджеван-Грузия была закрыта, и мы были там. Я добрался до места, когда пробка тянулась от входа в город до областной администрации и перекрестка, который ведет в город Берд. Объехать этот участок блокированной дороги было невозможно. Спросил своих иджеванских знакомых, есть ли дорога, по которой мы можем как-то выехать. Оказалось, что нет.
Раньше, в том числе в дни Бархатной революции, такого не было, чтобы перекрывали улицу, объехать которую невозможно. Обычно блокируется тот участок проезжей части, который с трудом, но можно как-то объехать. В этом смысле здесь был сделан очень конкретный шаг: они схватили за горло всю область. Все Ноемберянское крыло, дорога в Грузию, в Берд… Блокировка дороги в тот день и в том месте для меня означала спланированное действие. Важно, что до этого из-за камнепада была закрыта и алавердийская дорога, об этом было объявлено официально, если не ошибаюсь, за день до этого инцидента. То есть когда сразу после Алаверди блокируется и эта дорога, значит, блокированы оба межгосударственных направления. Остается только степанаванская дорога, которая практически непроходима для грузовиков. Одним словом, хорошо продуманные место и время, и у нас сразу появились негативные мысли о том, что это все может быть организовано, может направляться кем-то.
Разговоры стоявших в пробке молодых иджеванцев стали для меня знаком того, что в городе есть некоторая солидарность с блокировавшими дороги людьми, по крайней мере, среди ребят, по-пацански. Возможно, вырубка деревьев этими людьми и вызывает вопросы, но они иджеванцы, парни, они полностью действуют в поле этой солидарности. Все время пребывания в пробке народ сохранял спокойствие: никакого недовольства вслух. Для меня это было странным, потому что жители этой области, а большинство стоявших в пробке составляли местные, обычно более «требовательны»… То есть местные знали, кто перекрыл дорогу, действовал принцип внутренней солидарности.
К блокировавшим дорогу я пошел чуть позже — после 9-ти вечера, когда понял, что там что-то происходит. Пока я проходил эту территорию, пытался прислушаться к разговорам молодых людей. Конечно, периодически поднималась волна, мол, наши разбили полицейских, сбросили в реку… Мы прошли между машинами, приблизились к месту, где стояли перекрывшие дорогу. В это время уже ветви всевозможных деревьев ломались и использовались в качестве дубинок для разгона полицейских.
Полицейские действовали жестко: начали с расталкивания демонстрантов с дороги, потом применяли дубинки. Расталкиванию ребята, конечно, не поддались, и понеслось: одни взялись за дубинки, другие запаслись ветками деревьев. Один из ребят, увидев нас с Тамтой, сказал: эти из Еревана приехали, думают, поднимут на иджеванцев дубинки… мы здесь каждый день деревьям даем бой…
Демонстрантов, блокировавших дорогу, было человек 200-250: ребята от силы 35-40 лет, в основном до 35. Были и прибывшие из Дилижана, из сел неподалеку. Я поговорил по крайней мере с 15, побывал среди разных групп. В целом можно сказать, что на месте столкновений были две группы: одни находились в гуще событий, другие — разбросаны по всей территории.
Тех, что были в гуще событий, хорошенько избили. Освещения не было, я могу ошибаться, но речь примерно о 4 десятках людей. Не знаю, сколькие получили серьезные травмы, но несколько человек были действительно избиты.
К примеру, рука одного из наиболее активных просто не действовала. Мы подошли к этим людям, спрашивали, что случилось, те отвечали: «войско Алиева нас разбило». Они были сильно обижены.
После столкновений было очень подавленное состояние. В разговорах люди дошли до того, что идут ва-банк, говорили «нас разобьют, арестуют», пятое, десятое…
Нет, обижены не на полицейских. Их задело отношение государства. Об этом они говорили прямо. Было очевидно, что им непонятна незаконность вырубки деревьев. Эти люди действительно не понимают, что вырубка деревьев — незаконна.
Тем более, когда они уже их срубили. Это представлялось в качестве дополнительного аргумента. Последнее время в иджеванской глуши постоянно работала «Дружба», всегда стоял шум. Не знаю, сколько они успели вырубить, но теперь, когда есть посты полицейских, их основное требование заключается в устранении постов, в том, чтобы им разрешили реализовать то, что уже срублено. Предположим, это может стать решением, но что будет, когда они продадут срубленное? Кажется, попытаются заново начать вырубку.
Объяснения, затрагивающие экологический аспект, воспринимается ими в качестве фасада. Многие считают, что запрет наложен для того, чтобы действовать выборочно. То есть им запретят, чтобы вырубали другие, те, у кого более внушительный тыл… К примеру, лесные хозяйства.
Они прямо говорят, мол, нам не разрешают, чтобы те, у кого есть «крыша», вырубали деревья более систематизированно и, помимо продажи местным, экспортировали в Иран, заграницу. Они говорят, что этим занимается Лесное хозяйство, и будет продолжать заниматься, выводя их из игры. То есть частные предприниматели уйдут, останутся привилегированные. Я слышал об этом от нескольких парней. Ясно, что, по всей вроятности, ситуация может и не выглядеть так, но также ясно, что при Серже леса действительно широко продавались — фурами. И конечно, не этими ребятами. Их подозрительность тоже можно понять.
По крайней мере, для меня ситуация носит чисто социальный характер. Собравшиеся, те, кто вел переговоры с [начальником полиции Армении] Осипяном… Я периодически разговаривал с ними. Эти люди воспринимают вырубку деревьев в качестве работы. Хороша она или плоха, их работа долгое время в этом и заключалась. Пока система не изменила своего отношения к этому. Изменение отношения не было понято ими. Вопрос целесообразности висит в воздухе, этого не объяснили, а вопрос работы — понятен и осязаем. Это их работа, потому что другой у них нет и, по большому счету, быть не может. Есть проблема образования, навыков, интеграции, социальной базы. В любом случае, люди окончили школу, отслужили, отстали и должны были либо держать скот, либо вырубать леса. Значительная часть вырубала леса. У каждого есть сломанный «вилис».
Да, не все могут проникнуть в лес. Понятно, что лес был коррупционным полем. Но различия есть и среди тех, кто проникает в лес: к примеру, между тем, кто делает бизнес, и тем, кто километрами тащит деревья, между тем, кто продает и кто платит, и кто живет на оставшиеся в результате деньги…
Большинство собравшихся — такие ребята: стояли в отчаянии, мол, что теперь делать? Были и те, для кого работа уже стала бизнесом. Человека четыре хорошо одетые, побритые, с ухоженными прическами — было видно, что это обеспеченные люди. Другие выглядели буднично: небритые, в обычной одежде.
Интересно, что, рассказывая о работе, они говорили: это крест Христа — ходить в лес за дровами. Тащат бревна по лесу километров пять, и неизвестно, чем закончится вырубка дерева, упадет на кого или нет. На самом деле, это очень тяжелый и опасный труд. Каждый день они воюют с деревьями. Так и сказали Осипяну. Тот ответил, мол, да, сам я на хорошей должности, получаю хорошие деньги, доволен своей работой. А они сказали: мы тоже хотим нормальную стабильную работу. В ответ Осипян рассказал известный анекдот: мол, мало мне забот, так еще сосед «Мерседес» купил. Так вот и вели переговоры.
Осипян, конечно, смотрел на все иначе. В любом случае, он сумел изменить ситуацию. Он всегда был таким: мог убедить. Имеющим опыт участия в протестах, конечно, известно, что за этим следуют жесткие шаги.
Я оставался на этой дороге до четырех часов утра: спал и просыпался. До четырех часов постоянно поступали войска полиции из Берда, Еревана. Чудовищно большое количество войск, прибыл особый батальон Службы нацбезопасности.
Отношение к ребятам сейчас однозначное. На месте казалось, что все хуже. У людей была стабильность, которой их лишают. И в разговоре с Осипяном, и в частных беседах они говорили: «Научите нас чему-то другому. Запрещайте постепенно, чтобы у нас было время найти что-то другое, приспособиться».
Они говорили о цепной реакции протеста: «Если мы перестаем вырубать деревья, значит, также нужно решить вопрос зимнего топлива жителей села Араратской области. Сейчас на протест вышли мы, зимой выйдут сельчане. То, что мы не срубим сегодня, в будущем приведет к волне недовольства, потому что люди не могут согреться только благодаря сжиганию кизяков».
Не знаю, насколько преувеличена информация, которая распространяется среди жителей города, о том, что якобы проблемы топлива нет, это чисто бизнес. Даже если бизнес, но вопрос топлива есть: это один из самых весомых вопросов. Люди, с которыми я говорил, вырубают деревья на продажу. На это есть спрос. Учитывая архитектуру и условия в сельских домах, альтернативы дровам правда нет. Даже с учетом подорожания дров. Собственный дом не согреть газом на 30-40 тысяч драмов, а дровами можно. Газ очень дорогой. Мы сами согреваем дом в Берде дровами.