Равенство или право слова

В 1864г. Эдмон и Жюль Гонкуры опубликовали роман «Жермини Ласерте», рассказывающий об эротических переживаниях девушки-служанки, ее нравственном падении. В предисловии авторы пишут:

«Мы должны попросить прощения у читателей за эту книгу и заранее предупредить их о том, что они в ней найдут. Читатели любят лживые романы,- этот роман правдив. Они любят книги, притязающие на великосветскость, — эта книга пришла с улицы. Для чего же мы ее написали? Неужели только для того, чтобы покоробить читателей и оскорбить их вкусы?

Нет.

Живя в XIX веке, в пору всеобщего избирательного права, либерализма и демократии, мы спросили себя: не могут ли те, кого называют «низшими классами», притязать на роман? Другими словами, должен ли народ, этот человеческий мир, попранный другим человеческим миром, оставаться под литературным запретом, презираемый писателями, обходившими до сего времени молчанием его душу и сердце, хотя, быть может, у него все же есть и душа, и сердце? Мы спросили себя, действительно ли в век равенства по-прежнему существуют для писателя и читателей недостойные внимания классы, слишком низменные несчастья, слишком грубые драмы, чересчур жестокие и потому неблагородные катастрофы? Нам захотелось выяснить, правда ли, что форма, излюбленная в ныне забытой литературе и исчезнувшем обществе, а именно — Трагедия, окончательно погибла, и что в стране, не имеющей каст и узаконенной аристократии, несчастья людей маленьких и бедных не будут взывать к уму, к чувству, к жалости так же громко, как несчастья людей влиятельных и богатых? Короче говоря, нам захотелось проверить, могут ли слезы, проливаемые в низах общества, встретить такое же сочувствие, как слезы, проливаемые в верхах?

Эти мысли побудили нас написать в 1861 году смиренную историю «Сестры Филомены». Эти же мысли дают смелость опубликовать сейчас «Жермини Ласерте».

Братья Гонкуры действительно первыми привнесли в литературу принцип равенства. Конечно, великие французские реалисты — Стендаль, Бальзак или Флобер — писали о простом народе, но персонажи эти были второстепенными, а взгляд писателя — сверху. В этом нет ничего странного: из просветительского подхода следует — интеллигенция должна просвещать и воспитывать низшие слои благородными примерами. Армения уже давно живет в эпоху второго капитализма, где правящий класс состоит из индивидов, похожих на бальзаковских типажей-парвеню. Или более близких нам маркосагаалимянов. Неспроста философ Гегель писал: роман — это буржуазная эпопея.

Армянские парвеню эпохи глобализации, телевидения и Интернета создали свой эпос — армянские сериалы, в которых они пытаются представить свою жизнь и приключения в высоком, то есть трагическом стиле. Излишне говорить, что сословие, пострадавшее в капиталистической конкуренции (не только труженики, сельчане и другие батраки, но также «новые нищие» — интеллигенция, мелкая буржуазия), играют в этих сериалах второстепенные роли, зачастую — игнорируемые, жалкие, и лишь изредка — вызывающие сострадание.

Идеология этих сериалов прозрачна. Она отражает политическую ситуацию Армении: правители должны править, подчиняющиеся подчиняться, у каждого — отведенное ему место, установленный порядок вещей. Женщины в сериалах должны быть истеричными или мазохистками, чтобы еще больше подчеркнуть маскулинные прелести правящего класса, его «честные и героические» стремления.

Особая роль отведена детям, которых самоотверженно защищают мужчины-парвеню, правда, это практически всегда их собственные дети. То, что приписывается детям, гнусно. Они наивно говорят правду, которая оказывается правдой правящего класса. Я не говорю, что они должны выражать правду игнорируемого класса. Но пускай хотя бы высказывают свою правду детского мира  — фантазия и игра. Нет, они выражают истину армянского бизнеса, и эти маленькие бизнесмены вызывают у меня отвращение.

Стало быть, что такое равенство? Мы слушаем политических представителей правящей партии, рассказывающих нам о «героической» заботе партии и правительства о народе. Оппозиционные деятели, напротив, говорят о социальном кризисе, тяжелом положении народа, якобы они проявят большую заботу. Что это за «мистическое тело» народ, о котором говорит элита, но которого мы не слушаем, которого не видим, которого вынуждены представлять журналисты?

Народ — остаток общества, его нищие, та часть общества, специфика которого именно в том и состоит, что у него нет качеств элиты, чтобы иметь право властвовать. Все говорят о демократии, но понимают под этим не власть народа, а право говорить от его имени. Нищие — не просто люди, оказавшиеся в тяжелом социальном и экономическом положении, это те, чьи высказывания не учитываются, кого представляют другие — те, чьи слова учитываются в данной политической ситуации. Народ, «демос» — тот, кто говорит, но не имеет права голоса, кто участвует в политическом процессе без права на участие.

Народ — это те, кого не учитывают. Общество учитывает лишь тех, у кого есть какая-либо функция, и пренебрегает лишними, теми, кто роли не играет. Политика, согласно французскому философу Жаку Рансьеру, начинается там, где люди, не имеющие роли в обществе, требуют ее для себя. Смысл этого требования — равенство.

Возьмем типичный армянский журналистский репортаж о селе. Журналист вкратце рассказывает про село, его проблемы. В следующем кадре журналист дает слово «представителю народа», который подтверждает его слова. Затем журналист принимается бороться за права «немого народа». Почему? Потому что с точки зрения свободы слова народ неспособен, а журналист может. То же можно сказать о представителях общественных организаций.

Неужели это единственно возможный вариант? В поэме «Ануш» Туманян сумел дать слово 12-летней девчушке, а в детских произведениях — детям. В своих повестях и рассказах Матевосян показал простых крестьян и деревенских женщин без перевода на кичливый жаргон интеллигенции, показал, что мышление простых людей не уступает мышлению образованных. Эти писатели были демократами с острым чувством равенства.

Вардан Джалоян, культуролог