Кто живёт в Ереване?
Самое сильное впечатление первого дня – кажется, на улицах города только один язык и один архетип внешности. Армения мононациональная страна, по статистике более 97% ее жителей чистокровные армяне. Редкие туристы на улицах Еревана заметны сразу. К приезжим нет враждебности, но есть дистанция, мне стало понятно, что проникнуть во внутреннюю жизнь города можно будет только с помощью армянских друзей.
Однородность городской среды была настолько непривычной, что хотелось спросить: «А кто, кроме армян, еще живет в Ереване?» Оказалось, есть малочисленные и закрытые для контактов с чужаками общины курдов, езидов, ассирийцев, греков и молокан. Ни у кого из моих армянских знакомых не было дружеских или профессиональных связей с людьми из этих национальных меньшинств.
Уличная толпа стала для меня более разнообразной, когда я научилась отличать от местных основных туристов в Армении – иранцев. Армяне полупрезрительно называют их «персами» и говорят, что те «приезжают в Армению выпустить пар: набухаться и снять девочек». Каждый вечер толпа «персов» собиралась на Площади Республики полюбоваться поющими фонтанами. Большинство из них легко шло на контакт, и так получилось, что в первые дни в Ереване я сделала десяток портретов иранок и иранцев.
«Турок всегда останется турком»
В отличие от России, где люди отчуждены друг от друга, в армянском обществе культивируется взаимоподдержка и взаимоконтроль. Идея, что армянское государство – это единая армянская семья, поддерживается на государственном уровне и делает проблематичной внутреннюю критику власти. Участники митингов ЭлектроЕреван против повышения цен за электроэнергию рассказали мне, как полицейские пытались усовестить их словами: «Мы же все братья и сёстры!»
Тема геноцида армян всплывает постоянно. На первом же плакате в аэропорту турок сравнивается с Гитлером. Каждый вечер на Северном проспекте уличные музыканты поют песни времен геноцида о сопротивлении армян туркам. Их мгновенно окружают армяне, приехавшие на лето в Ереван, и с большим воодушевлением подпевают. Во время ЭлектроЕревана некоторые в знак протеста тоже пели песни про геноцид.
В Армении есть поговорка: «Турок всегда останется турком» (то есть, плохим). Однако прогрессивная ереванская молодежь с интересом следит за социальными процессами в Турции и сочувствует их левому движению. Я побывала на активистской встрече, на которой обсуждалось, как оперативно переводить и публиковать новости об антиправительственных акциях в Турции, начавшихся после теракта в городе Суруч. Официальные медиа почти не касаются новостей соседних Турции, Ирана и Азербайджана.
В центре города
Если гулять по центру Еревана, не заглядывая во внутренние дворы, то своим стремлением к глянцу он может напомнить Москву.
В первые дни мне было непонятно, где же дешёвые местные фрукты и овощи: до ближайшего рынка надо добираться на транспорте, уличной торговли не наблюдается, а в сетевых магазинах цены почти московские. Потом мне объяснили, что надо искать магазины частников (киоски и сарайчики) во внутренних дворах.
Вкусно и дешево поесть можно в непритязательных кафе, которые открыли беженцы из Сирии, местные же армяне держат рестораны. В Ереване, как и в Москве не развита культура секонд-хендов, зато много дорогих брендовых магазинов. Вечерами на центральные улицы города, как на подиум, выходят люди в модной одежде: очень коротко подстриженные мужчины в чем-нибудь темном и длинноволосые накрашенные женщины в ярких приталенных нарядах с большим декольте.
Среди гуляющей толпы можно заметить и женщин, вовлеченных в проституцию. На Площади Республики я стала свидетельницей скандала – какой-то мужчина сделал секс-работнице замечание про её недостойное занятие, она отвечала ему в духе «моё тело – моё дело».
Когда я пыталась зарисовать сценку, другая секс-работница неожиданно схватила меня за руку и подняла крик, на который сбежался десяток сутенеров. К счастью, героиня скетча защитила от расправы альбом с рисунками и даже согласилась позировать для отдельного портрета.
Публичное пространство
Во внутренних ереванских двориках можно обнаружить много интересного. Например, крошечные частные парикмахерские, в которых стригут, играют в нарды и ведут разговоры о политике. Как-то гуляя по Еревану, мы наткнулись на подобное заведение, и мои армянские друзья попросили, чтобы мне разрешили там рисовать.
Один из завсегдатаев парикмахерской оказался сыном известного художника соцреалиста Симона Галстяна. Он стал критиковать навязывание русского языка и культуры в советское время, а в качестве аргументов против колониализма цитировал Толстого и других русских классиков. До сих пор большинство ереванцев знают русский язык, и время от времени посреди разговоров неожиданно всплывают целые предложения на русском.
Коснулись и темы строительства в Ереване.
В ереванских художественных и активистских средах я несколько раз слышала мнение: армяне считают, что любое пространство должно иметь владельца, быть застроенным и приносить выгоду. Общественные места в Ереване запросто могут стать чей-то собственностью. Например, в 2002 году миллионер Джерард Гафесчян выкупил архитектурный ансамбль Каскад, один из главных символов города. Приобретен в частную собственность и один из центральных городских парков.
Простые ереванцы захватывают городское пространство доступными им способами: палисадники превращаются в личные садики жильцов первых этажей, к фасаду многоэтажек пристраиваются дополнительные комнаты на колоннах.
Голубая мечеть и дедушка Ленин
Ереван – один из самых перестроенных городов.
От эпохи Эриванского ханства сохранилась Голубая мечеть, сейчас вплотную окруженная жилыми домами, и часть района Конд. На месте крепости Эривань и Сардарского дворца стоит знаменитый коньячный завод «Арарат».
В советское время было уничтожено несколько иранских мечетей и армянских церквей, а после развала СССР настал черед советских зданий. Снесли модернистский Дом Молодежи, прозванный в народе «Кукуруза», и гостиницу «Севан», остался каркас от знаменитой гостиницы «Двин», только протест горожан спас авангардный летний зал кинотеатра «Москва», на месте которого собирались строить церковь.
Во время перестройки многие советские символы были демонтированы. Площадь Ленина переименовали в Площадь Республики, а статую вождя работы известного скульптора Сергея Меркулова сбросили с постамента и отбили голову. Друзья-художники рассказали мне, что безголовый Ленин до сих пор лежит во внутреннем дворе Национальной картинной галереи. Попасть во двор без специального пропуска не получится, но можно увидеть статую из окна галереи. Я купила билет и нашла нужное окно – безголовый Ленин нелепо лежал в неработающем фонтане. Мое рисование серьезно взволновало одну из смотрительниц: «Никому не показывайте этот рисунок! Никому не рассказывайте, что он тут лежит!» Объяснить, почему это такая опасная тайна, она не смогла.
Конд
В начале нулевых в центре города снесли целую улицу, чтобы построить Северный проспект с элитной недвижимостью. Многие жители, насильно выселенные из своих домов, вместо новых квартир получили минимальную денежную компенсацию. Теперь вопрос стоит о сносе Конда – самого старого района в Ереване.
Конд напоминает муравейник: дореволюционные домики густо облепляют большой холм, на кривых узеньких улочках, многие из которых заканчиваются тупиками, легко заблудиться. Когда-то эти каменные дома построили состоятельные люди, но сегодня большая часть Конда выглядит как трущобы. Особенно впечатляют полуразвалины иранской мечети, в которых еще с советского времени проживают около пяти семей.
«Антиквар» на армянском звучит как ругательство, означает «рухлядь».
Многие кондовцы считают район проклятым, потому что раньше большая часть домов принадлежала мусульманам: иранцам, азербайджанцам и «туркам» (так называли себя азербайджанские татары). При этом кондовцы сильно привязаны к своему сообществу – соседи близко знают друг друга и между ними много родственных связей. Этот хозяин голубятни хотел бы, чтобы всех жителей Конда переселили в один большой новый дом.
Активистка Нара
Не все жители Конда мечтают переселиться. Мне удалось побывать в гостях у активистки Нары. Нара вместе со своей матерью живет в доме, который построили её дедушка с бабушкой, бежавшие из Турции во время геноцида. Она очень любит свой дом и хотела бы его отремонтировать.
Нара рассказала, что в советское время местные власти требовали от хозяев частных домов отказа от документов на собственность, и большинство жителей Конда, включая её бабушку, подчинились этому. Узнав, что при строительстве Северного проспекта жители снесенных домов оказались выброшенными на улицу, кондовцы заволновались о своей судьбе.
Нара обошла все дома в Конде, собирая соседей на борьбу за свои права. Кондовцы выходили со стульями к Дому правительства и сидели там в течение многих часов, требуя восстановления документов на собственность. Документы удалось восстановить.
В армянском обществе давление на женщин-активисток оказывается через их родственников-мужчин. В кондовском протесте принимали участие женщины и старик, ветеран Карабахской войны, поэтому полиция не разгоняла их силой. Полицейские пытались вести переговоры с единственным мужчиной, игнорируя лидерку протеста Нару.
Женская колония «Абовян»
Благодаря поддержке Реабилитационного центра для заключенных при Министерстве юстиции Армении мне удалось провести пару уроков рисования в женской колонии «Абовян». Центр оказывает заключенным юридическую и психологическую помощь, а в «Абовян», ближайшей к Еревану колонии, организует регулярные уроки по росписи керамики, витражу и резьбе по дереву.
Во время своих мастер-классов я познакомилась с Настей – звездой-художницей «Абовян», расписавшей в колонии несколько стен монументальными фресками. Она изучает живопись Сарьяна и Аветисяна, а потом делает оммажи на их работы.
На территории «Абовян» много деревьев, а невысокие стены с колючей проволокой не полностью закрывают вид на горы. Заключённые одеты в свою собственную одежду. Мне объяснили, что форма для женских колоний не предусмотрена – «Они же все-таки женщины!», и что условия в женских колониях мягче, чем в мужских. Девичьих колоний в Армении нет – несовершеннолетним девушкам суд будет стараться вынести условное наказание.
На обед в столовую высыпала пестрая толпа женщин, несущих в кастрюльках, чугунках и сковородках собственноручно приготовленную пищу, – тюремную еду почти никто не ест. В отличие от России, где многие женщины-заключённые брошены семьями, в Армении родственники заботятся о них на протяжении всего срока.
Обычные статьи: мошенничество, наркотрафик, а также секс-трафик. Армянки заманивают своих соотечественниц в секс-рабство в Турцию, потому что близко и есть спрос. На женщинах, побывавших в колониях, навсегда стоит метка: у них минимум шансов найти нормальную работу, устроить личную жизнь, а также выдать замуж дочерей.
Быть армянкой
Однажды в Ереване меня приняли за армянку. Я сидела на земле и рисовала вот этих торговцев коврами, когда ко мне подошла пожилая женщина и с поучениями на армянском стала заботливо одергивать мою юбку. Поняв, что я из России, она потеряла интерес к моему нравственному облику – «русская» в Армении синоним «гулящей».
Интересно, насколько разное давление оказывает общество на женщин в России и в Армении. У нас неприлично оставаться девственницей после 19 лет, от женщины ждут сексуальной связи хоть с каким-то мужчиной и рождения ребенка, даже, если ей придется стать матерью-одиночкой. В Армении главная ценность – семейная честь: многие женщины, которым не удалось выйти замуж, остаются «старыми девами» и могут спокойно публично говорить об этом. Во многих марзах (регионах) Армении до сих пор сохранилась традиция Красного яблока – на утро после первой брачной ночи родителям новобрачной посылают красное яблоко, означающее, что она была девственницей. Позор «нагулять» ребенка вне брака. Позор разводиться. Горе оказаться бездетной.
Как-то моя армянская подруга-социолог заприметила во дворе пекарню и предложила взять совместное интервью у женщин, пекущих лаваш. Нас радушно усадили за стол и предложили кофе, но разговор о социальных изменениях в Ереване не клеился. Женщины спрашивали у подруги на армянском сколько лет моим детям (почему-то они были уверены в их существовании), а ее пытались сосватать за своих сыновей.
Единственный вопрос, который был мне задан.
Как и в России, в Армении распространено домашнее насилие. В 2010 году семь женских организаций объединились в Coalition to Stop Violence against Women, чтобы лоббировать принятие закона против домашнего насилия и оказывать помощь пострадавшим. Я побывала на процессе Сюзанны, которой коалиция оплачивала адвоката и сопровождала в суд. Молодую женщину регулярно избивали муж и свекровь, а когда она решила развестись, они отняли у неё дочь. После заседания судья сделал наставление бывшим супругам: надо сохранять семью и честь армянского общества.
Есть в Армении и специфическая проблема – страна занимает третье место после Китая и Азербайджана по селективным абортам. Обычно аборт делают, если в семье уже есть две дочери, и пол будущего ребёнка определён женским. Очередную нежеланную девочку могут назвать «Бавакан», что означает «Хватит». Сын считается продолжателем рода и будущим кормильцем семьи. Социальный статус женщины, родившей сына, сильно повышается. По традиции сын приводит жену в родительский дом, и недвижимость завещается ему. Дочь уходит в семью мужа, незамужняя обслуживает семью брата.
Подобные патриархальные традиции постепенно расшатываются, и ереванская молодёжь сильно отличается от своих родителей. Это портрет социальной исследовательницы, феминистки Аревик и её мамы, недоумевающей, почему дочь не спешит выйти замуж и родить детей.
Встречи, интервью и сотрудничество с независимыми женщинами – вот мои самые теплые воспоминания, оставшиеся от Еревана. Думаю, прогрессивные изменения в Армении в первую очередь будут связаны с ростом женской активности.
автор Виктория Ломаско