Новый первый день

— У каждого в Украине есть своя история о дне, когда началось большое вторжение. Люди помнят мельчайшие подробности. Это не обычная история, но безвозвратный переход в новую реальность, где мир принципиально не такой, каким был до 23-го февраля. У каждого, кого насильно забрали в военкомат, есть новая история “о первом дне”: как наткнулся на полицию, завернул не туда, как поход в банк можно было отложить на другой день и припарковаться на десять метров дальше.

Один ходит с удочкой, его схватили на рыбалке, другого сбили, когда пытался сбежать на велосипеде, третий — доставщик еды со скутером и рюкзаком Глово. В первый раз свои истории рассказывают с возмущением и ненавистью, предлагают нападать на рекрутеров и ментов, жечь машины, мстить родственникам. В казарме эмоции гаснут, уступая место армейскому быту.

В четыре утра поднимают по тревоге։ началась бомбежка. Но по пути в убежище нас строят под открытым небом и считают пока не сойдутся цифры — командирам важнее, чтобы никто не сбежал. В небе дроны и ракеты, работает ПВО, вокруг взрывы и осколки, а сотня усталых обозленных людей стоит на плацу и ждет, пока несколько человек в погонах их не сосчитают.

***
— Нужно научится стрелять себе в ногу.

Политики, активисты, финансисты, технологические утописты отступили и игнорируют реальные проблемы, конструируя простую версию мира, цепляясь за власть, лишая нас огромного потенциала материалистической чувствительности.

И мы пошли параллельно росту фальшивой реальности, поскольку простота обнадеживала. Даже те, кто думал, что идет против системы — радикалы, экологи, музыканты, художники и вся контркультура — стали частью большого вранья. Убеждая, что конкурентные отношения и рыночный принцип безальтернативны.

Музей истории пусть занимается историей музея истории, дом-музей Степана Шаумяна — историей дома-музея Степана Шаумяна, институт Геноцида изучает историю музея Геноцида.

Профессиональные миротворцы пусть откажутся от чартерных перелетов, журналисты — расследуют источники финансирования своих СМИ, личные и рабочие связи редакторов и директоров, распределение зарплат и гонораров среди коллег, внутреннюю иерархию и несправедливость.

Это нас замедлит. Выход есть. Решительная остановка, эпическое торможение. Это и есть выход.

Если история — поле боя, то историки не могут восприниматься как агенты истины. Уверенность и правдивость сказанного завоевывается способностью воевать с самим собой.

Отрицать политических акторов, их вымышленное будущее осталось в сфальсифицированном ими прошлом.

Мы производим незнание, в основе которого раскопанные нами факты. С каждым фактом мы расширяем и углубляем незнание, развиваем его, делая цельным. Дестабилизируем, провоцируем оползни. Тормозите и увидите, как практические альтернативы устоявшемуся порядку назвали утопией, поместили под стекло, поставили на постамент, нейтрализовали. Вот величие возможного и убогость настоящего. В прошлом альтернатив нет.

***
— Говорят, что за каждого доставленного в военкомат полиция получает премию. Не верю. Скорее всего, выполняют план и должны показать результат, чтобы ни у кого и в мыслях не было рекрутировать рекрутеров. Факт в том, что гребут всех: в нашей казарме двое с туберкулезом, четыре эпилептика с регулярными приступами, наркозависимые с ломками, парень с камнями в почках, который лез на стены, двое с диагностированной шизофренией, бездомный, который разговаривал сам с собой и рылся в мусорном ведре, зеки, которых везде отказывались принимать, гражданин Грузии. Все они прошли две медкомиссии.

Минимум один из сослуживцев попытался бежать, но застрял в колючей проволоке, ещё один получил переломы, прыгнув с третьего этажа, другой порезал себе горло, четвертый начал бить окна табуретом. Его связали и прицепили к койке на весь день.