Главная / Аналитика / Как президентская семья завладела Таджикистаном

Как президентская семья завладела Таджикистаном

Расследование в одной из самых закрытых стран мира показало, что все коррупционные связи в Таджикистане в той или иной степени ведут к семье президента. В то время, как большинство таджиков живут за чертой бедности, президент Эмомали Рахмон и его семья наслаждаются богатой жизнью.

Илья Лозовский — главный редактор OCCRP (Проект по расследованию коррупции и организованной преступности) — пояснил Громадскому, почему в Таджикистане нет сильной оппозиции и как страна постепенно превращается во вторую Северную Корею.

— Таджикистан — одна из беднейших стран Средней Азии, находится под диктатурой президента Эмомали Рахмона. OCCRP узнало, что все коррупционные связи ведут к семье президента. Можете объяснить, насколько все серьезно?

— На самом деле, все довольно плохо. Таджикистан находится под властью президента и его семьи, и они владеют всем. Любой бизнес, который развивается до определенного уровня, они отбирают. Наше расследование разоблачает эти механизмы.

У местных жителей нет стимулов развивать собственный бизнес, строить что-то масштабное. Это побуждает покидать страну. Некоторые отправляются в Россию, многие — в Турцию или другие страны.

В расследовании мы сосредоточились на зяте президента. Его зовут Шамсулло Сохибов, он женат на одной из президентских дочерей и построил бизнес-империю. Мы показываем, как он шаг за шагом развивал ее при содействии правительства. А также показываем судьбы людей, которые или стояли на его пути, или пытались определить другой путь для Таджикистана. Это история и о коррупции, и об обогащении с помощью власти.

— Когда вы раскрыли эту информацию, была какая-то реакция со стороны правительства, оппозиции или общества?

— Расследование вышло недавно, поэтому еще рано говорить об этом. В то же время мы обнародовали результаты сразу на английском и русском, так как хотели, чтобы люди увидели его.

Многие в этой стране подозревают или уже знают о ситуации, или сами сталкивались с коррупцией. Но мы пытались систематизировать эти схемы, с доказательствами и подтверждениями, как того требует расследование.

Поэтому, я думаю, в перспективе не только Таждикистан, но и весь мир увидит, как это — когда в современном мире страна живет в клептократии, когда страной управляет одна семья. И, конечно, Таджикистан — не единственная такая страна.

— Вы отмечаете, что в Таджикистане нет оппозиции. Но ведь есть партия «Исламского возрождения Таджикистана», которая оппонировала президенту в течение этих лет. Как сложилась ее судьба?

— Таджикистан, как вы сказали, —  самая бедная из бывших советских республик, вероятно, наименее развита, одновременно очень авторитарная. В таком окружении бесполезно ожидать сильную оппозицию.

Но все же довольно долго существовала оппозиционная партия. Она не была эффективной, так как, конечно, у нее не было политического влияния. И все же была одной из самых легитимных и популярных среди населения.

Во многих других  бывших советских республиках начиная с 90-х были либеральные, поддерживаемые элитой оппозиционные партии. Они пользовались поддержкой в ​​городах и среди образованных людей, но их поддерживало далеко не все население.

Это то, что отличает партию «Исламского возрождения Таджикистана», ведь она основана на совершенно других принципах. Ее корни уходят в исламское подпольное движение, возникшее еще в советскую эпоху. После гражданской войны в Таджикистане она стала признанной оппозиционной партией, имея представителей в отдаленных селах каждого региона.

Это было скорее общественное движение, религиозная организация, а не традиционная западная политическая партия. Она действительно помогала людям, пыталась показать, что политика может быть разной.

Но в 2015 году после нескольких лет, когда партия оппонировала конституционным изменениям, которые поставили президента над Конституцией, ее деятельность свернули. За несколько месяцев из-за арестов, запугивания, депортации партия распалась. Ее бывшие активисты живут в разных странах, получив политическое убежище. А тех, кто не смог убежать или по каким-то причинам остался в стране, посадили в тюрьму.

— Я бы хотела обсудить одну из последних жестоких расправ с оппозиционными лидерами — дело Умарали Кувватова. Его застрелили прямо посреди улицы в Стамбуле. Почему, по вашему мнению, он был таким опасным для Таджикистана, что его достали даже за границей, в изгнании?

— Его семья настаивает, что это были представители режима. Мы не знаем наверняка, кто его убил, и кто мог заказать это убийство. Но да, его преследовали по всему миру. Кувватова несколько раз арестовывали по требованию таджикского правительства. Я думаю, потому что они действительно начинали бояться громкого голоса оппозиции, который говорил людям правду.

Уже за рубежом Кувватов много выступал, в том числе на телевидении, когда находился в России, выкладывал видео на Youtube, критикуя режим в Таджикистане.

Есть короткий анекдот, который мы включили в одну из историй. Западный исследователь был в Таджикистане, когда в его квартире возилась уборщица, на телевидении в программе Умарали Кувватова заговорили об авторитаризме президента и о том, как неправильно он руководит страной. Исследователь вспоминает, что уборщица замерла: она словно впервые услышала, как критикуют бога. Такая среда сформировалась в Таджикистане.

Лидер партии «Исламского возрождения» говорил мне, что ситуация напоминает Северную Корею: людям твердят, что в Таджикистане безопасно, что президент заботится о безопасности, а везде в мире царит хаос, религиозные оппозиционные партии, исламские партии приносят только терроризм и экстремизм. Но здесь, в Таджикистане, все иначе.
Следовательно, даже маленькая щелочка в том фасаде, который пытался разрушить Кувватов, была угрозой для режима.

— Таджикистан по сей день является членом ОБСЕ, а также участником Соглашения о партнерстве и сотрудничестве с ЕС. Если страна действительно превращается во вторую Северную Корею, считаете ли вы, что западные правительства должны как-то действовать, чтобы остановить этот процесс? Как может страна, которая становится настолько близкой к авторитаризму, все еще быть частью сообщества западных ценностей?

— Я не уверен, что западные правительства способны помешать тому, что происходит в Таджикистане, но точно одну вещь они могут — прекратить признавать правительство легитимным членом международного сообщества на том же уровне, что и другие, значительно более демократические страны.

Нарушение прав человека и экономические преступления (в Таджикистане) настолько наглые и возмутительные, что западные правительства должны поднимать эти вопросы, говоря об этой стране.

Но я думаю, западные правительства неохотно критикуют «дружественного диктатора». Таджикистан маленький, он далеко, и не так много людей на Западе действительно знают о нем. Поэтому они без проблем сотрудничают с таджикским правительством, относятся к нему, вероятно, не как к равному, но легитимному партнеру. И таджикам, которые страдают от этого режима, вероятно, сложно это понять.

— Сложно вам было во время этого расследования работать в Таджикистане, получать информацию? Вы чувствовали себя в опасности?

— Я не ездил туда лично, и у большинства наших коллег не было такой возможности. Мы полагались на местных репортеров, которых мы не называем из соображений безопасности.

Собирать информацию было крайне сложно. Многие наши расследования базируются на документах, бизнес-реестрах, файлах и некоторых утечках информации. Но в Таджикистане все в закрытом доступе. Даже сами таджики, пытаясь получить доступ к бизнес-реестрам, со временем обнаруживают, что ими интересуются силовики.

Поэтому мы полагались на большое количество интервью с людьми, которые взаимодействовали с системой, опрашивали руководителей горнодобывающей промышленности, платили так называемый «налог на успех» компании, принадлежащей зятю президента, чтобы получить лицензии. У нас есть доступ к документам компании, ведь она зарегистрирована на Лондонской альтернативной бирже, но это западная компания, и к ней выдвигали определенные требования относительно доступа к данным о ней.

Приходится считаться с тем, что Таджикистан — одна из самых закрытых стран, где сложные условия для журналистики. Вот почему этот проект давался с таким трудом и занял так много времени. Но я думаю, что это того стоит, ведь надо проливать свет на самые темные уголки мира, и это одна из миссий нашей организации.

— Есть идентичный пример с президентской семьей в Азербайджане. Такая же клептократия была и в Украине, однако украинцы решили бороться против коррупции и сосредоточения власти в руках одной семьи. Итак, что должно произойти в Таджикистане, чтобы исчезли все эти процессы, которые питают коррупцию?

— Несколько лет назад я бы сказал, что, вероятно, партия «Исламского возрождения» должна начать движение против коррупции. Но, к сожалению, их очень жестоко репрессировали, поэтому прямо сейчас сложно себе представить, что могло бы изменить страну.

Президент не будет жить вечно, хотя, судя по его титулам, собирается. Похоже, что на смену себе он готовит своего сына. А значит, пытается сохранить власть в стране по одной семьей.

Сейчас из-за небрежного руководство страна переживает экономические трудности. Власть не мотивирована развивать экономику так, как это делают в других странах. Возможно, если бы произошел какой-то серьезный экономический кризис, какие-то беспорядки, это могло бы на что-то повлиять. Но страна очень бедная и у нее низкий уровень демократического развития, а в таких условиях сложно представить какие-то кардинальные изменения.

Я опросил некоторых людей, которые покинули страну, а теперь работают в Европе, создавая сеть активистов. Через соцсети они пытаются рассказать миру о ситуации в Таджикистане.

Возможно, в долгосрочной перспективе социальные медиа и технологии могли бы изменить гражданское сознание. Но пропаганда там слишком мощная, правительство — сильное, а организованную оппозицию практически ликвидировали. Боюсь, положительных сдвигов в ближайшем будущем не произойдет. Впрочем, именно поэтому мы хотим продолжать писать о Таджикистане.