В рамках проекта JAMnews «Письма из тюрьмы» пожизненной осужденный Юрий Саркисян пишет о бунте в тюрьме тюрьме «Нубарашен», описывая происходящее в армянской тюрьме, рассказывая о бунтах, которые он видел, и их причинах.
«Жизнь – ворам, смерть – мусорам». Этот громкий призыв послужил сигналом к началу бунта в тюрьме «Нубарашен» пятого сентября этого года. Клич передавали как эстафету от камеры к камере, но уже без второй его половины, без пожелания смерти своим противникам. На «Жизнь – ворам…» отвечали, как «амен»: «Вечно!». Возмущенные крики сопровождались ударами в двери, неразборчивыми требованиями.
Позже, когда вместо обслуживающего персонала из осужденных ужин разносили офицеры юстиции в белых халатах, мы поняли серьезность положения. Ведь обслуга получает зарплату от государства, но сегодня и они пошли против своего работодателя.
Выяснилось, что смотрящим не понравился проект изменений к Уголовному кодексу Армении. По проекту предлагалось внести уголовное преследование за одну только принадлежность к воровскому сообществу. И они решили показать властям. кто в доме хозяин.
Однако бунт получился негромкий и недолгий. Группу поддержки из числа преступников на воле, которые блокировали парадный вход в тюрьму, отпугнули подоспевшие полицейские. А из пятиэтажного учреждения протест поддержали лишь обитатели третьего и четвертого этажей.
На первом находятся проштрафившиеся и проходящие карантин заключенные. Второй закрыт на ремонт. На пятом – мы, приговоренные к высшей мере, и участие в бунте может стоить нам свободы, точнее, призрачной надежды на освобождение.
Обычно тюремный бунт – это попытка заключенных защитить чувство собственного достоинства, невзирая на социальное дно, с которым они вынуждены мириться. Помню первый бунт в моей тюремной одиссее, в подвалах управления МВД Грузии. Там причина была иная: с допроса принесли семидесятилетнего старика, избитого до потери сознания. Протест человека против любого произвола справедлив и оправдан. Тогда я, распаленный общим негодованием, без раздумий включился в борьбу.
Мы ломали все, что ломалось. Вооружались всем, что могло служить оружием. Баррикадировали двери камер, чем попало. Сваливали в кучу матрасы, намереваясь их поджечь при необходимости. Кое-кто затачивал края алюминиевых мисок.
Заключенный дорого расплачивается за собственные грехи. Поэтому нетерпимость к тюремщикам, совершающим преступления безнаказанно, принимает крайние формы. Тюрьма готовилась к отражению возможного штурма спецназа. Но, слава Богу, в Тбилиси все обошлось. Администрация обещала проследить за законностью ведения допросов.
В начале двухтысячного года по схожей причине готовился бунт уже здесь, в Нубарашенской тюрьме. Был прогон от трех воров в законе – записки во все девяносто камер, где говорилось, чтобы отказывались от пищи, баррикадировали двери и не впускали внутрь охрану. Требовали от администрации прекратить незаконные денежные поборы, вымогаемые под любым предлогом, из-за самых незначительных проступков, и прекратить избиения заключенных в карцере.
До настоящего бунта не дошло. Воров перевезли в подвал КГБ. Власти пошли на некоторые уступки. И на том успокоились.
Случались и такие бунты, когда мы просто бесновались, не зная причин. Слышали крики заключенных, удары алюминиевой посудой по металлическим дверям и решеткам и тоже начинали буянить. Накопленный негатив искал выхода, и мы лишь пользовались случаем.
Так было в тюрьме «Горис». Уже после бунта мы узнали, что часть заключенных протестовала против перевода смотрящего в другую зону. Они, конечно, ничего не добились. Зато вбитый в стену стальной штырь, к которому крепилась решетка, от сильных ударов расшатался и легко открыл путь к свободе, которым впоследствии воспользовались другие заключенные.
Да и волнения пятого сентября этого года многие заключенные поддержали не по идейным соображениям. Кто-то присоединился к бунту из-за неосознанного желания освободиться от накопленного негатива. Кто-то подчинился давлению со стороны смотрящего или поддержал бунт по иным соображениям психологического характера.
Интереснее другое. Почему этот бунт вообще стал возможен?
Я считаю, что его спровоцировала администрация, переложившая ответственность за моральный облик своих подопечных на авторитетных преступников. Нетрудно догадаться, какими методами это достигалось. И почему страх перед преступным миром оказался сильнее страха перед законом, сильнее желания выйти на свободу по условно-досрочному.
Восемьдесят процентов заключенных не имеют к воровскому миру никакого отношения, но вынуждены жить по его правилам из страха перед наказанием. Страх заставляет даже нормальных людей вести себя патологическим, несвойственным им образом.
Сегодня многие тюремщики сомневаются в возможности контролировать ситуацию в исправительных учреждениях без воров в законе. Предполагают, что вместо них появятся отдельные группировки, которые будет сложно контролировать. И эти опасения небеспочвенны: свято место пусто не бывает. Если администрация уголовно-исполнительных учреждений не займется воспитательной работой осужденных, то этим займутся более предприимчивые из среды самих осужденных. Но точно – не в интересах общества.
Призыв к смерти служителей закона сотрясает мрачные коридоры ежедневно. Во время раздачи воровского грева и просто, по случаю любого события, связанного с ворами. Аббревиатура «ЖВСМ» (жизнь – ворам, смерть – мусорам) украшает стены всех прогулочных камер. Работники тюрьмы не вмешиваются, боятся, притворяются глухими. Шесть-семь лет назад подобную наглость трудно было представить. Но у зла век короток, а добро всегда торжествует. Именно этому учит Бог и мой собственный жизненный опыт.