Алекпер Алиев известен произведением «Артуш и Заур» об однополой любви азербайджанца и армянина. Эту книгу читали немногие, — она на азербайджанском — но знают и обсуждали все. Наиболее часто задаваемый вопрос о работе был, а кто из любовников выступает в активной роли и наоборот.
«Сары Гелин» — новый роман писателя, который как пишет на Kultura.az композитор, публицист Эльмир Мирзоев стал предметом бурного обсуждения в Азербайджане. Он целиком о нас, о нашем обществе, о вопросах и ответах на них, отмечает Мирзоев.
— Если судить по «Сары Гелин», новому роману Алекпера Алиева, то имя событиям, происходящим в столице вымышленной страны Атропатены одно — это новая Содом и Гоморра, совершенно четко и безапелляционно!
Важным средством в раскрытии содержания романа является апокалиптическая атмосфера порнографического ландшафта и бэкграунда, приводящая в «шок и трепет» с сексуальным насилием, бравурными и жирными речами о патриотизме.
Торжествующий гимн порнографии всей Атропатены выбран писателем неспроста. Оно, порно-насилие вперемежку с национал-риторикой, с апелляцией к древности, к фольклору, к «корням» и к ненависти ненавистному Урарту — есть главная парадигма всего существования, мироощущения и любомудрия атропатской знати – олигархов, палачей из организации «За отечество», телевизионщиков, соответственно из AtTV, и всякой разной мелочи, поэта, мейханачи, политолога, моллы, ученых и общества вообще. Это своеобразный modus vivendi их жизни, без оного они не умеют, не могут, да и просто не хотят жить.
Атмосфера последнего фильма Пазолини в романе доминирует почти везде – собственно роман начинается с крайне жестокой сцены изнасилования вышедшей впервые на митинг либеральной молодежи, невинной девушки Саиды, отсылая нас мысленно к последним минутам «Сало», где элита высшего общества, «старики» жестоким образом насилуют молодёжь. Жестокость «по ту сторону добра и зла» в первой же сцене романа, к сожалению, необходима — именно из этой атмосферы и рождается необходимый эстетический эффект, который будет преследовать ошеломленного читателя до самого окончания романа, и писателю здесь не нужны ни краски для обеления, ни грима для конспирации, ни пластические операции для гламура.
Насильники и следящий за их действиями из монитора олигарх вовсе не «иные» из голливудских ужастиков, не упомянутые фашисты из «Сало», не космические пришельцы, и не ницшеанские Übermensch, делающие это ради «воли к власти» и даже не палачи из вымышленного в романе МНИЕР (Министретство Национальных Интересов и Единости Родины), но все же, сопоставимы с вышеперечисленными в сотворенной ими «банальности зла» по Арендт — хотя для нас узнаваемы и их типажи, и их знакомые до боли аграрные диалоги, «народные» выражения и речи. Хотя в дальнейшем будет ясно, что это не только животные позывы жирных озверевших чинуш, но и некое идеологическое отправление, обозначение метки данного общества, и пожалуй некое жертвоприношение – об этом говорит с неким даже сожалением, всевидящее Око (привет Замятину с «Мы») за монитором: “Bundan sonra çıx görüm mitinqə, necə çıxırsan.” («Попробуй выйти после этого на митинг, я посмотрю на тебя») Но в отличии «1984» или упомянутого «Мы», возникает желание спросить: разве все это антиутопия?
Описываемое в романе общество обозначить весьма непросто, разве как свирепо-иерархический посткоммунистический феодализм (который впрочем, мы имеем удовольствие ежедневно наблюдать), где средством общения, linguae sacrae межклассовых прослоек являются мантры патриотизма и апелляция к древности — недаром страны региона обозначены никак иначе, как Атропатена, Урарту, Иберия, Османлы и Царская Русь. Симулякры истории, песен, блюд, эпосов и.т.д., являются неизменным сопровождением, своеобразной «минусовкой» в речах, в диалогах, и даже в мыслях практически всех персонажей романа (олигарх Нусрет и его любовница Тарана, телевизионщик Даяндур и его подопечная, обладательница «золотого клитора», «ангел смерти» местного масштаба и поэтесса по совместительству Лалезар (интересно в исторической перспективе кто эти — неужто подразумеваются доктор Йозеф Менгеле и Ирма Грезе из Аушвица?
В любом случае здороваются — не иначе как «Vətən sağ olsun!», поднимая правый кулак), журналюга Рамал, ученые, газетчики, «манысы», домохозяйки и.т.д.), кроме либеральной и левой молодежи, у которых свои «минусовки» и симулякры в виде ЧеБурашки и.т.д. – здесь легко прочитываются общества с ущербно-гипертрофированным чувством поиска национальной идентификации и проникновенно-мессианское желание соответствия выбранной ими идеологии неофитов от коммуняка или либерализма.
Кульминационной и собирательной точкой, а также одновременно и финалом является главная сцена романа — ТОЙ, отсылающая читателя мысленно к описанию сцены бала из «Мастера и Маргариты». Но в отличие от великого Булгакова, Сатана, принимающий в бале грешных, но все же людей, один и главный персонаж. ТОЙ же у Али Акпера описывается как некий языческий ритуал и изощренный атропатский карнавал, где легко прочитывается антиэстетика зрелого и метафизического по своей сути тойханства современного Баку, где на сцене не один, а много-много дьяволят. И если у Булгакова королевой бала является Маргарита – возлюбленная и экс-муза поэта, то здесь главная фрау есть Тарана – экс-проститутка (никак не «падшая сестра»!) и новоизбранная депутат Гурултая, которая своему любовнику-олигарху сделала потрясающий подарок к Тойу – сшив свою плеву девственности и публично позволив ему вновь стать «первым». Как видно, вопрос эзопового языка даже не стоит в повестке дня – это вроде ПиАр-легитимации на азмедиапространстве, до и после выборов при нынешнем феодальном строе.
После выполнения всех необходимых ритуалов Тоя — выступления разного калибра тойханщиков, мейханачы и произношения всех важных атропатских мантр разными персонами, начинается Шабаш, где участниками являются «самые широкие слои общества», которые порою чем-то напоминают языческих богов и богинь (при желании кого-то можно увидеть с козлиными ногами, кого-то в рогах и т.д.) — олигархи, министры, чиновники, поэты, мейханачы, тойханщики, «манысы», ученые, левые, исламисты, да и просто домохозяйки – которые, после пиршества словно принимая образ самого дьявола, предаются самым изощренным сексуальным эксцессам и коллективному употреблению фекалий, которые вещаются по AtTV в прямом эфире. В данном церемониале подделка невозможна – здесь самые настоящие прототипы от современного писателю общества, где нам с вами жить, дорогой читатель…
Тем временем олигарх Нусрет, мутировав в следствии ритуала Тоя, превращается в крылатого инквизитора-демиурга, парящего под куполом «Шадлыг Сарайы» и уже оттуда вещает распять «отступников». Обвиняя «еретиков» от Атропатены – двух писателей – в служении Западу и Урарту одновременно, все общество (кроме либералов) двигается на них по приказу олигарха-демиурга и растерзает их, словно принося сакральные жертвы установившемуся общественному согласию той же Атропатены. Пусть Родина живет в политической, общественной и экономическою стабильности! Ура!
Таким образом в романе описано предапокалипсисное время: и оно длится без конца. Не заканчивается. В этом и заключается изобретенное почти всем обществом perpetuum mobile.
Последний вопрос – настанет ли сам Апокалипсис после описанного, когда-нибудь? Будет ли Гиямет, Судный день, после этих практически нон-стоп оргий? А ведь он неизбежен по любым канонам, после (выше)описанного в романе? Думается, вопрос лежит не в далеких файлах, и не на дне кофейных чашек, достаточно просмотреть грозные видео на facebook из окрестных деревень Баку, где совсем недавно толпой в экзальтированном виде выполнялся совершенно иной ритуал…
В языческом мире скорое наступление чего-либо предвещали оракулы, и как видно из романа, современное нам общество ушло недалеко от тех тёмных времен… Да только вопрос в том, есть ли литература/искусство или писатель/художник оракул, иль нет?