Во время зимнего призыва в редакцию позвонил, а позже пришел житель Арагацотнской области Армении, чей сын в тот момент находился на сборном пункте в ереванском районе Чарбах.
Год назад он перенес менингит. Попал в больницу, несколько дней был без сознания, зрение резко ухудшилось. Из ДОСААФ-а, где он учился, исключили после того, как парень заболел, лишили водительских прав. В эпикризе говорится, что он должен находиться под наблюдением невролога — последствия менингита бывают тяжелые. Врачи предоставили ему отсрочку на год.
Сам призывник запрещает родным говорить о перенесенной болезни: в сельских общинах ярлыки на тему негодности к службе приживаются быстро. Чтобы избежать «позора», парень идет за направлением, отказавшись от дополнительных медобследований. Отец тоже не против того, чтобы сын отслужил, однако пытался убедить военкома не увозить сына далеко, не перегружать физически и быть особенно внимательными к состоянию его здоровья. Старший брат служил в Кельбаджаре.
Военком пообещал, что парня заберут не дальше, чем на расстояние 100-150 километров, служить он будет «в более мягком режиме», но на сборном пункте выяснилось, что его заберут в Карабах.
— Вы хотите дать интервью?
— Я хочу, чтобы ребенку не стало хуже. Пусть служит, я не против, но ему бывает плохо. Он часто нервничает. Утром позвонил, сказал, что везут в Карабах.
— Мы можем написать об этом, но не уверен, что это поможет, особенно, если в Карабах увезут.
— Нет, не стоит их злить. Лишь бы ребенку не стало хуже.
Мы позвонили адвокату ванадзорского офиса Хельсинкской гражданской ассамблеи, который посоветовал собрать все медицинские документы, копии заключений по результатам медосмотров. А до тех пор, пока призывника не увезли, сказать, чтобы он обратился в медкомиссию на сборном пункте для дополнительного обследования.
Отец настоял, чтобы звонил кто-нибудь из редакции, так как с ним сын ругается. Позвонил корреспондент, представился, передал слова адвоката. Парень рассердился, попросил больше не звонить и передать трубку отцу, на которого накричал и прервал звонок. «Сказал больше не звонить, мол, позоришь меня, я в автобусе, еду в Карабах», — сообщил отец.
Молодой человек служит на общем режиме. Самочувствие стало резко ухудшаться в первые же дни службы: у него сильные головные боли. До присяги его дважды отвозили в джебраильский госпиталь, раз — в Степанакерт.
Родители готовились к поездке, нашли дешевое такси — 45 000 драмов (почти 100 долларов). Выезжать нужно ночью, чтобы утром быть на месте. Родители приехали через 12 часов, мы — через 10, так как отбыли из Еревана. Такие визиты в среднем обходятся семьям в 150 000 драмов.
Текст присяги на двух языках. Второй, как объяснили, предназначался для прибывших из России, он отличался от текста на армянском: «вступая в ряды вооруженных сил Республики Армения» превратилось во «вступая в ряды вооруженных сил Нагорно-Карабахской Республики».
Подошли к командиру полка. Отец рассказал о болезни сына и ее последствиях, попросил быть внимательными. Полковник подозвал одного из офицеров и сказал записать имя солдата.
После церемонии толпа ребят в солдатской форме и людей в штатской одежде идет есть. В центре селогорода для этого есть кафешки — 1000 драмов с человека. Здесь жарят мясо, предоставляют стулья, столы, посуду, подогревают еду, которую люди привезли с собой.
Здесь мы познакомились с другой семьей, сын мог не служить по закону. Он — единственный кормилец семьи, мать — инвалид третьей группы с заболеванием опорно-двигательной системы, второй ее сын еще не достиг совершеннолетия.
Пили кофе. Пепельница упала на пол. Когда принялись убирать, кто-то из новоиспеченных солдат заметил: «Случись это в части, проблем не оберешься».