Загадка НАТО
Расширение Организации Североатлантического договора на восток, безусловно, заслуживает критики. Например, утверждение Вольфганга Штрека в New Left Review звучит убедительно: «ЕС сводится к геоэкономической полезности для НАТО, также известного как Соединенные Штаты… Если вы позволите США защищать вас, геополитика превзойдет всю другую политику, и эта геополитика определяется только Вашингтоном. Вот как работает империя».
Однако объяснение нынешнего цугцванга в Украине только расширением НАТО кажется недостаточным, поскольку это неявно предполагает, что такое расширение оправдывает вторжение России как контрмеру. Более того, подобное обоснование предполагает логику двух конкурирующих полюсов, унаследованную от периода холодной войны. Это также неявно подразумевает, что Россия и ее границы совпадают с границами Советского Союза. В действительности обязательства НАТО перед Советским Союзом не могут быть такими же, как ее нынешние отношения с национальным государством (Россией), которое постоянно демонстрирует признаки империи девятнадцатого века, расширяющей свои границы.
Напомним, что Советский Союз был конфедерацией государств, которых объединяло общее решение о социалистическом строительстве и экономическом планировании, т. е. эти государства разделяли широкий спектр гуманитарных ценностей. Несмотря на то, что в этом объединении были империалистические подводные течения, де-юре и де-факто Советский Союз не был основан только на геополитических или территориальных интересах. Советский Союз смог сформировать полюс влияния (в соответствии с балансом между двумя полюсами), и сделал это в большей степени ради сопротивления капиталистической социальности, нежели каких-либо территориальных преимуществ. Позже именно советское руководство поддержало разложение социалистического государства. Таким образом, добровольно ускорив гибель социализма, советское руководство и его постсоциалистические потомки утратили моральное право предлагать объединение, лишенное каких-либо общих политико-экономических идей или общей идеи социального равенства. Если все «выбрали» капитализм, ясное дело, Россия не могла конкурировать с евроатлантическими преимуществами в социальной, технологической и экономической сферах.
Несмотря на то, что Российская Федерация пыталась обосновать свой националистический экспансионизм с точки зрения традиционализма и православных религиозных верований — которые должны разделять православные государства Грузия и Украина — она однозначно не смогла предложить своим бывшим советским сателлитам ничего, кроме принуждения к соблюдению своих геополитических интересов и интеграции в олигархическую семью.
Поэтому неудивительно, что бывшие социалистические страны ассоциировали Россию с империалистической колонизацией и на протяжении двух последних десятилетий изо всех сил старались дистанцироваться от ее орбиты. С другой стороны, в тех же странах парламентская демократия, какой бы формальной или иллюзорной она ни была, ассоциируется с цивилизованной и прозрачной социальной инфраструктурой и с мягкой, нежели жесткой силой. После падения Берлинской стены США и ЕС, возможно, стремились расширить свои империи, но для Украины и Грузии эти империи были благоприятными, в то время как российский реваншизм после распада Советского Союза проявил свои самые пагубные черты.
В сложившейся ситуации членство в НАТО превратилось в экзистенциальный вопрос с точки зрения безопасности Грузии и Украины. Но даже если Украина и Грузия не добились членства в НАТО, избежать долгосрочного давления на эти страны со стороны России было невозможно. Для России вытеснение НАТО не столько вопрос безопаности, сколько источник рычагов, позволяющих запретить Западу вмешиваться в свою гегемонию по отношению к бывшим советским республикам, решившим покинуть ее орбиту. Более того, будь расширение НАТО основной мотивацией нынешнего вторжения России, последние четырнадцать лет Путин обсуждал бы это более интенсивно, но это не так. Я бы не стала исключать вероятности того, что фактор НАТО, которая внезапно стала представлять важность для Путина, может служить для него оправдаданием крайней меры, не только для нападения на «Запад» (Украину и Грузию, как потенциальных сателлитов), но и консолидации своей власти в разгар раскольнических противостояний вокруг него (например, между спецслужбами [ФСБ], финансовой элитой и военными).
Соблюдение нейтралитета, безо всяких альянсов, могло дорого стоить Украине и Грузии, учитывая, что эти страны не в таком положении, как, скажем, Швеция, Швейцария, Австрия или Финляндия. Переговоры между Грузией и НАТО начались в 1994 году, только после отделения Абхазии и Южной Осетии от Грузии в 1993-м. Эти регионы оставались непризнанными — без какого-либо статуса — до 2008 года, когда Россия провела блицкриг в Грузии и наделила их независимостью де-юре. Неудивительно, что еще в 1999 году премьер-министр Грузии Зураб Жвания сказал на Генассамблеи ООН: «Я грузин, значит, я европеец». На референдуме 2008 года в Грузии 77 процентов проголосовали за НАТО. В 2011 году Грузия получила статус «страны-претендента» на вступление в НАТО.
Безусловно, блицкриг России 2008 года можно рассматривать как наказание за этот референдум. Но Грузия была бы наказана даже без проведения референдума, поскольку страна настаивала на своем тотальном суверенитете и связывала свою эмансипацию с ЕС. Проблема, с которой необходимо столкнуться, заключается в том, что амбиции России на геополитический каркас бывшего СССР при отсутствии социалистических идей создали самый токсичный вариант империализма. Распространённые нынче в России мантры по поводу того, что «Украина и Россия — одна нация» или что «Грузия — это бывший регион Российской империи», или — исторические границы России равны границам СССР, не оставляют в этом сомнений.
Конечно, обычному жителю Франции, Германии или Бельгии заявления грузин или украинцев о том, что они европейцы, могут показаться наивными. При упоминании этого мне часто приходилось видеть снисходительную улыбку на лицах моих американских и европейских коллег. Хотя для ЕС такие устремления годами служили важным плацдармом для распространения «правильной демократии» на восток посредством разжигания смутных надежд на будущее членство в Союзе. Политика НАТО в отношении Украины и Грузии была схожей: статус претендентов можно было продлевать на неопределенный срок и использовать в различных сделках с Россией.
Проблема заключается в следующем пробеле: требования для членства в ЕС и НАТО носят в основном административный, инфраструктурный, экономический и юридический характер, то есть они заставляют столкнуться с длинным списком бюрократических критериев. В то же время поощрения этих стран со стороны Вашингтона и Брюсселя создали у них иллюзию, что они уже принадлежат к «передовой демократической цивилизованной современности». Сегодня настал момент, когда нерешительность относительно конкретных решений — будь то принятие Украины и Грузии в НАТО и ЕС или воздержание от бесполезных поощрений — делает ставки еще выше.
Кети Чухров, e-flux.com