Epress.am Новости из Армении
Карабахцы, вынужденно покинувшие родину, разбрелись по областям Армении. Государственной помощи в размере 40 000+10 000 драмов (порядка $125) на человека может хватить на аренду жилья большим семьям. Маленьким же приходится селиться в «дешевых» районах.
Одиноким за 40 000 не найти жилья даже в отдаленных общинах. Специальной программы для них нет.
Районные и областные администрации ищут локальные решения. После приватизации 90-х у государства практически нет социального жилья или общежитий. Людей временно пристраивают, где придется: в старых гостиницах, аварийных детсадах, нежилых зданиях. Если имущество государственное, его временные жильцы не получают помощь 40 000+10 000, если частное — сумму выдают владельцу.
После вынужденного отъезда из Карабаха уроженка Степанакерта Маринэ Джалалян несколько месяцев жила в швейном цехе в квартале Чарбах ереванского района Шенгавит: директор Ерем пошел навстречу и разместил новую сотрудницу цеха в освободившемся кабинете. Когда кабинет снова заняли, женщина попросила комнату у областной администрации. Через неделю ей сказали, что в Гюмри (административный центр Ширакской области) имеется территория, которую можно превратить в жилье для беженцев-одиночек.
Маринэ Джалалян стала первым жильцом бывшей инфекционной больницы. Родные и директор территории помогли привести в порядок двор и комнаты. Впоследствии появились новые жильцы.
Здесь довольно холодно, но чисто. Отопления нет. Вся надежда на электрические плиты. Стирают в соседнем здании. Имеется старый холодильник — один на всех.
На получение квартиры никто не надеется: программа, при помощи которой Правительство думает решить квартирный вопрос беженцев (на сумму от 2 до 5 млн. драмов), содержит те же риски, что 40+10: большим семьям, может, что-то и удастся найти, но одиноким денег не хватит.
Говорят, для них Правительство построит социальное жилье. Но это — разговоры, а проекта еще нет.
Найти работу в Армении удалось немногим беженцам. Джалалян по профессии модельер. Искала работу в ателье: местный рынок труда предпочитает молодых. Чтобы не впасть в зависимость от пособий, она начала небольшой бизнес — прямо в общежитии: директор снабдил швейной машинкой, областная администрация помогла приобрести б/у оверлок. Если найдутся средства, женщина намерена купить ткань, шить постельное белье и сдавать в магазины.
— Приехала в Гюмри, понравилось, обрадовалась. Сказала «согласна». Мне дали вот эту комнату. Правда, здесь холодно, очень сыро, но я расчистила, привела в порядок… Я довольна, что есть, где жить.
Установили горшки с цветами, все, что готовим, едим все вместе — снаружи. Потом завариваем кофе, чай… Женщины собираются, общаемся.
У кого день рождения, радость какая — все делим… Неплохо, дружны. Пока что.
Но про свое жилье… Даже не думаю, что будет. Жизнь покажет. Кто знает, чего ждать.
Работы здесь нет. Я хожу, смотрят мою работу, одобряют, нравится, говорят «мы записали, позвоним — придешь». Но не звонят.
Работаю на дому: приносят ткань, все шью — наволочку, простыни.
Но работа есть работа: хочу начать шить белье, полотенца и сдавать в магазины.
<>
Муж и родители тоже скончались… все — один за другим… и дочка умерла.
У старшей дочери во время первой карабахской войны возник сахарный диабет: ее не стало в 34 года.
У второй дочери тоже появился сахар… У нее семья, ребенок. Живут в Советашене.
Два года держала траур. Случилась война — собрались и уехали.
Я решила жить отдельно… У дочери своя семья. Это не сын, чтобы с невесткой жить… Они неплохие люди, просто я не могу, уже привыкла одна.
Помочь не могу, а мешать не хочется.
Брат мой тоже здесь был. Его сын погиб… Он вместе с невесткой и тремя внуками уехал в Россию, потому что здесь было невозможно. Работала только невестка, цены на аренду высокие, они не справлялись.
Предлагал уехать с ними, но мне здесь легче, потому что похоже на Карабах.
Хорошо ли, плохо ли — нужно жить.
Нужно начать жизнь с нуля.
Правда, много грубят, говорят «зачем приехали? кто вы?»… Но мы все равно — армяне. Что поделаешь, если нам пришлось бросить свои дома… Мы не по своей воле приехали. Кто бы хотел бросить дом, все, что нажил за жизнь, и уехать?
Ладно — дом… Бросить могилы своих детей, могилы погибших ребят.
Когда нас обвиняют в новостях, я не слушаю — отключаю. Это все равно что сыпать нам соль на рану.
Пусть хоть дадут спокойно жить, хотя бы здесь. Просто жить своей болью. Если бы вы знали, как больно, когда они во всем винят нас.
А нам кого винить?
Но и хороших очень много. С первого дня моего прибытия мне протянули руку помощи директор Ерем, директор цеха, местные работники Манвел и Сюзи. Они сразу разместили, сделали все своими руками. И до сих пор, если что нужно, сразу придут, помогут.
Сюда спонсоры приезжали — иностранцы. Увидели, что нет стиральной машины. Наверное, на днях привезут.
Установили электрические плиты — готовим на них.
Вот старый холодильник дали, я и бабушка-соседка пользуемся.
В соседнем здании есть стиральная машина. Там стираем, приносим, вешаем здесь.
Бабушка тоже из Карабаха. Сын ее погиб на войне. Его семья уехала в Россию.
Все, все разбрелись. Не знаешь, где какой родственник, кто где живет. С некоторыми созваниваемся, общаемся, начинаем переживать пуще прежнего. Что поделаешь…