Если завтра возьмут кого-то из черного бакинского списка

В ожидании прецедента

Часть мировой общественности тревожно ожидает по следам дела Лапшина новых выдач и экстрадиций на основании случившегося прецедента, и, скорее всего, напрасно. Потому что все на самом деле намного хуже.

Сама гипотеза о возможной юридической прецедентности на наших широтах отдает некоторым идеализмом. То есть с уверенностью заявить, что после Лапшина ни один фигурант бакинского списка посетителей Карабаха не будет кем-нибудь экстрадирован, рискнет, пожалуй, лишь тот, кто начисто отметает всякого рода исторические случайности. Может, и будет. Только Карабах тут будет, как и сейчас, совершенно ни при чем.

Прецедентность события, на которую намекает Баку, – такая же фикция, как и уголовность лапшинского деяния. Инкриминировать ему нечего. Даже если бы в Баку надумали судить блогера за посещение Карабаха, у Азербайджана, в отличие от Грузии, нет закона об оккупированных территориях, предусматривающего реальную ответственность, в том числе и уголовную. Пересечение азербайджанской границы с украинским паспортом, которым так фатально для себя хвастался блогер, тоже не тянет ни на какую статью, разве что украинскую, если Киев вдруг решит всерьез развить идею о том, что паспорт Лапшина был фальшивым.

То есть никакого прецедента в строго юридическом смысле нет. Но в том и скверность нашего анекдота, что юридический смысл никого не интересует. В этом смысле Лапшин – несомненный прецедент, каковым может стать все, чем вознамерится расширить границы возможного тот или иной постсоветский вождь.

Смехотворность мотивации, вроде той, которая была явлена в сюжете с Лапшиным, становится категорией политической, может быть, очень точно и глубоко описывающей суть новой постсоветской общности. В отношениях между бывшими братскими республиками закон играет примерно ту же роль, что и внутри каждой из них, ставших независимым государством. И это очень поучительно и характерно: в дебюте партии Минск убедительно сообщал, что, помимо всего прочего, еще и уважает международные практики, а выдачи Лапшина Баку требовал Интерпол. Партия перешла в эндшпиль, Минск признался, что никакой Интерпол ничего не требовал, и все понимающе улыбнулись – а что, собственно, такого?

Прецедент международного права на наших широтах – это то, что два или более предводителей сочтут для себя выгодным, а остальные – хотя бы сносным. Такова ныне формула непротивления сторон, в которой даже старший брат точно знает, в каких мелочах совершенно незачем проявлять несгибаемый характер, и такой мелочью может при необходимости оказаться не то что блогер, но и целый руководитель «Уралкалия».

То есть такой прецедент может случиться с каждым, по любому поводу и в любом месте на наших диковинных просторах, в которое может закинуть судьба. Прецедента нет, потому что типизация юридического кейса – сама по себе есть сумма хитросплетений и ограничений формального и раз и навсегда устоявшегося толка. Прецедентность по-нашему – это даже не эволюция в раздвижении рамок дозволенного, потому что никаких рамок нет, а явочным порядком устанавливаемая реальность. На самом деле все наоборот: то, что выдается у нас за прецедент, – это отсутствие самих условий для появления прецедента. И кто скажет, что это нелогично?

Лукашенко не теряет своей выразительности именно потому, что, как во многом другом, не боится быть откровенным лидером в том, чего другие перестают стесняться, лишь вдоволь наглядевшись на него. Когда все изображали из себя любителей, скажем, разделения властей, Лукашенко с прямотой политрука запустил в обиход термин «вертикаль власти» – и прижилось, потому что сила, брат, в правде. Его самого можно было бы назвать родоначальником прецедентов, если бы имелась какая-нибудь система координат, в которой что-то с чем-то можно объективно сравнивать, а ее-то как раз и нет и быть не может, в чем простор для любой очередной импровизации.

Если завтра возьмут кого-то из черного бакинского списка, это будет не потому, что однажды взяли Лапшина. И если кого-то где-то выкрадут, то не потому, что однажды, скажем, в еще домайданном Киеве российские спецы выкрали активиста «Левого фронта» Леонида Развозжаева, и мир не перевернулся даже от того, что Украина честно развела руками – ну да, выкрали, что ж теперь поделаешь? Это случится просто потому, что это кому-нибудь нужно. Те, кто собирается в Карабах, могут расслабиться. Угадать заранее, каким прецедентом можешь где-нибудь оказаться, все равно невозможно.

Вадим Дубнов
опубликовано на “Эхо Кавказа”