Когда подъезжали к селу, опытные журналисты предупредили, что молокане не любят камеры. Но в школе, где нас ждали, об этом забыли. Коллега с радио, направляя смартфон на выбегающих из класса учеников, приговаривала: “Все же косички и бантики больше подходят русским детям”.
Директор сказал что-то про помощь посольства России и оставил нас с завучем, которая взялась объяснять, что к чему:
— Раньше они были совсем дикие — ни телефонов, ни телевизора. Даже жалко этих детей…
— Думаете, они пропустили что-то важное в армянском телеэфире?
— Представляете, на Новый год российское посольство отправило подарки ученикам — довольно ценные мешочки со сладостями. Старшеклассники сразу отказывались, а маленькие стеснялись, выходили за порог школы и бросали подарки в мусор. Понимаете? Дети отказываются от конфет…
— Вот бы и мои иногда отказывались от сладкого.
— Они отказываются от подарков посольства.
— Кто бы мог подумать, что молокане самые последовательные противники российской политики в Армении.
На мои реплики завуч не реагировала. Нас завели в класс из семи-восьми черноволосых детей.
— Это армянский класс.
— Местные нацменьшинства?
— Они еще более дикие — это из поселка, оставшегося в лесу после закрытия хозяйства по разведению лис. Их на специальном автобусе привозят.
Был второй день медиа-тура, и я не знал, о чем писать. От окруженного диктофонами завуча я отошел. Российский флаг на стене, изображения русских полководцев и другие символы государства, загнавшего сюда предков этих людей и теперь отправляющая им сладости на праздники… В какой-то момент мне показалось, что тема наклевывается.
Перед школой громадное полуразвалившееся здание. Охранник объяснил, что Дом культуры пострадал в 88-м от землетрясения. Я спустился к дороге, там сидел Валера, он показал мне магазин и сказал, что Дом культуры разграбили. “Все унесли — землетрясение ни при чем”. Мимо проходил друг Валеры, который позвал его пакетом с бутылкой водки. Я напросился и взял сладкой газировки.
— Этой мой друг. Он тоже Юра.
— А почему ты Юра?
— Не знаю. Родители из Азербайджана. Тамошние армяне часто называли детей популярными в России именами.
— Ты с этими приехал?
— Да, я журналист. Мы в школе были…
— Все для вас подготовили. Не рассказали ведь, как били. Помнишь, Валера? Кулаком по голове. А сейчас что? Вон, у меня пятеро. Так их книгой по голове. Валер, помнишь как нас били в школе? Закончим тут, пойдем ко мне пить кофе. Ты ведь любишь кофе?
— Не очень.
— Ты что — не армянин? И по-русски так разговариваешь.
— Вроде армянин. Если верить родителям.
— Ты расскажи там, как плохо живут. Я-то еще работаю.
— На севере. Тракторист он, экскаваторщик.
— А каково тут старикам и одиноким? На булку, клянусь, денег не хватает.
— Картошка — слава богу в этом году, в прошлом не было — с вишню.
— Ты скажи вашим, чтоб правду показали. Не надо в школу идти, они вам ничего не покажут.
Я отлучился в магазин и сказать нашим, чтоб ехали без меня. Юра был один. Валера пошел за сливами.
— Ты татарин? Я сразу заметил — не похож на армян, они не такие.
— Меня с иранцами часто путают.
— Нет. Родители, наверное, татары.
— Все может быть.
— Армяне тоже нормальные… но иногда бывает начнут… я, мол, армянин… мы армяне то да се…
После, когда я ехал в Ванадзор (бывший Кировакан), мне пришло в голову, что, скорее всего, татарами он называл азербайджанцев, которые здесь жили до того, как их прогнали. А севером Валера называл Россию, куда Юра, как и сотни тысяч жителей Армении, едет на заработки.
До моего отъезда Юра все же настоял на кофе, дал в дорогу голову сыра, консервированные баклажаны “ты таких не ел, они на костре” и полез в погреб за вареньем.
Нашу группу я перехватил в Ванадзоре. Передал им просьбу Валеры и Юры показать правду. Коллеги удивлялись, что мы пили: “Они ведь сектанты, им нельзя”.
Юрий М.