Зачем Пашиняну «Арцах наш»

Нелегитимное руководство Армении десятилетиями спекулировало Карабахским вопросом в качестве средства удержания власти. Криминально-олигархический режим Роберта Кочаряна и Сержа Саргсяна, контролирующий СМИ и образование, мифологизировал вопрос Карабаха, возведя проблему в ранг нерешаемых и необсуждаемых, дискредитировал переговорный процесс, отодвинув на второй план проблемы страдающих от конфликта людей. В этом вопросе премьер-министр Никол Пашинян, получивший беспрецедентную легитимность в результате революции 2018 года, казалось, придерживается принципиально иного подхода: Нагорный Карабах должен вернуться за стол переговоров, откуда он был вытеснен благодаря тому же Роберту Кочаряну, бывшему президенту и Карабаха, и Армении. Однако 5 августа на митинге в Степанакерте Пашинян, помимо прочего, произнес «Арцах — это Армения и точка».

Какую задачу решает революционный премьер, умещаясь в логике риторики бывшей власти? Об этом поговорили журналистка Зара Арутюнян и научный сотрудник исследовательского института «Матенадаран» Гаянэ Айвазян.

видео с субтитрами на русском языке

Зара Арутюнян: — Премьер сказал «Арцах-это Армения и точка». Для меня этот лозунг в основном ассоциируется со школьными утренниками и «Сасна црер». Но сейчас он прозвучал с высокой трибуны. До того Пашинян на протяжении месяцев делал очень сдержанные и взвешенные заявления по поводу карабахского вопроса, которые касались необходимости возвращения Карабаха за стол переговоров. В этом смысле его последнее заявление более неопределенное. По сути оно противоречит конституциям Арцаха и Армении и в основном объясняется непереводимыми комментариями о национальном, культурном единстве. Я бы хотела понять, насколько последнее заявление премьера умещается в логике переговорного процесса. Противоречит ли оно ранее сформулированным им же требованиям? И как оно вообще вмещается в официальный дискурс вопроса Карабаха, если рассматривать его с исторической точки зрения?

Гаянэ Арутюнян: — Последнее заявление Никола Пашиняна действительно было странным, оно удивило, так как продвигаемый им уже год дискурс был в ином ключе, более миротворческом, переговорном. Мы даже помним его прямые обращения к азербайджанскому народу, его стремление изучить, понять вопрос в трехстороннем формате Азербайджан-Армения-Арцах. И вот в начале августа мы неожиданно слышим его радикальное выступление. На это выступление Пашиняна, наверно, подтолкнула внутренняя, предвыборная ситуация в Нагорном Карабахе. Реакция на него будет звучать с разных сторон. С заключенного в 94-ом перемирия было несколько проектов решения вопроса, но с 2007 мы пришли к Мадридским принципам, которые подразумевают признание территориальной целостности Азербайджана, неприменение силы и право народа Нагорного Карабаха на самоопределение с вытекающими  из этих пунктов шестью элементами. Документ предполагает возврат Азербайджану территорий вокруг Нагорного Карабаха, определение временного статуса Нагорного Карабаха, контроль над коридором, связывающим Армению с Карабахом, возвращение людей, выселенных из внутренней территории и ставших беженцами, и дальнейшее определение статуса Нагорного Карабаха. Это, по сути, те основные принципы, вокруг которых протекает переговорный процесс, и положение «Арцах-это Армения», кажется, не умещается в эту логику и никогда не обсуждалось за столом переговоров.

Начиная с 98 года, наша риторика, общественный дискурс больше вращался вокруг логики и содержания войны, но госчиновники соблюдали все нормы, к которым обязывал переговорный процесс. В своих заявлениях они в основном были корректны, в основном, в смысле соблюдения этих принципов, так как, считаю, они хорошо понимали, что, тем не менее, у них нет ресурсов для нарушения принципов или соглашений, закрепленных на международном уровне. Другое дело, что общество годами вели в совершенно ином направлении, отдаляли его от сути конфликта, переговорный процесс не открытый, это не публичный процесс, но общество также не проинформировали как минимум об упомянутых принципах и их логике, что привело к достаточно взрывоопасной ситуации — сегодня уже для Никола Пашиняна, потому что таким образом они решали вопрос сохранения власти.

С 2005 года пропагандистская машина начинает работать на провозглашение Роберта Кочаряна «мастером статуса-кво», так как уже было ясно, что Кочарян уходит и просто хочет протянуть эти два года, сохранить статус-кво, чтобы не он стал президентом, «сдающим земли», которого общество, естественно, проводило бы в худших настроениях. Было очевидно, что он пытается, насколько это возможно, сохранить статус-кво и дотянуть до завершения своего президентства.

Говорить, что Серж Саргсян очень старался найти пути разрешения конфликта, конечно, большая ошибка, так как они прекрасно понимали, каким манипулятивным орудием в их руках был вопрос Нагорного Карабаха для дезориентирования общества, при помощи которого они сохранли свою нелегитимную власть. И сегодня Николу Пашиняну приходится сталкиваться с такими логиками общества, так как вопрос Нагорного Карабаха, наверно, находится за пределами логики. Это в каком-то смысле превратилось в символ веры: об этом не говорят, не обсуждают, не дискутируют. Общество очень чувствительно в этом вопросе, оно не любит задавать себе вопросы, смежные вопросы оно не задает, только в качестве худшей перспективы сформулировало для себя возврат территорий… Даже не оно само сформулировало, это сформулировали для общества.

Пашинян пытается занять свою позицию в рамках этих настроений, что я считаю неприемлемым поведением для революционного премьера, потому что сегодня он невообразимо легитимный руководитель, он получил мандат революции. И если общество не в состоянии самостоятельно сформулировать свое требование изменений, это должна сделать революционная политическая сила, которой был дан этот мандат. И с первой или даже со второй, третьей попытки решения могут не понравиться народу, но государство обязано, в конце концов, пойти на это. Иногда для того, чтобы найти какие-то решения, нужно жесткое хирургическое вмешательство.

З.А. — Какую задачу для Пашиняна решило заявление «Арцах — это Армения и точка». Как оно появилось именно на степанакертской площади, именно в преддверии выборов и какую задачу это решало? Почему Пашинян решил, что есть нужда превратить это в официальное заявление?

Г.А. —  Все эти лживые концепции — «нация-армия», «национальное единство», «национальная солидарность», «одна нация — одна страна, одна культура, одна планета» — были внедрены именно бывшими коррумпированными, нелегитимными режимами Республики Армения. И они превратились в институциональные нормы, они внесены во все мозги, во все дома, потому что в этом направлении работали десятилетиями. Предполагаю, что Пашинян попытался показать, что он воплощает это согласие, солидарность, пытаясь, пожалуй, смягчить различные проявления внутренней, возможно, предвыборной борьбы [в Карабахе].

З.А. — Став премьером и даже до того, когда он стоял на площади и уже были ощутимые шансы стать премьер-министром, вопрос Нагорного Карабаха временно и, если я не ошибаюсь, на несколько месяцев был оттеснен на второй план, содержательных высказываний о нем не было. Затем появился основной тезис о том, что блок «Мой шаг» и Никол Пашинян придерживаются политики возвращения Нагорного Карабаха за стол переговоров. В последние годы это требование вообще выпало из повестки. Тон переговоров действительно изменился: к примеру, звучали крайне умеренные заявления министерств иностранных дел, в том числе Азербайджана, они отличались от прежних. Логика Пашиняна была четка, ее невозможно было прокомментировать двояко: население Армении не избирает карабахские власти, а население Карабаха не выбирает власть в Армении, и, вне зависимости от всего, руководство Армении не может представлять интересы населения Карабаха, так как не владеет этим мандатом. Это очень четкая логика, в основе которой, вне зависимости от того, что Нагорный Карабах остается непризнанным Арменией, лежит то, что Армения признает Карабах отдельной политической, государственной единицей. Было ясно, что Армения установила определенные правила игры, положила на стол текст, на который нужно ответить, а сделать это не так просто. И заявление Пашиняна от 5 августа, по-моему, стало неким подарком, потому что снова появился небольшой рычаг, при помощи которого можно бесконечно затягивать с содержательным обсуждением вопроса или просто превратить его в спекуляции.

И последние заявления МИД, последовавшие за выступлением Пашиняна, действительно, были очень спекулятивные, жесткие, это снова были заявления на языке манипуляций. В этом контексте мне ничего не остается, кроме как думать, что снова сработала кочаряно-сержевская пропаганда, которая теперь переместилась в Карабах. Мы видим, как участились визиты в Карабах Сержа Саргсяна. В конце концов, какую смелость проявили [бывший и нынешний президенты Карабаха] Аркадий Гукасян и Бако Саакян, которые смогли приехать и в ходе судопроизводства поручиться за Кочаряна. И так как пропаганда в основном ведется в Карабахе и ведется в том направлении, что Пашинян — слабый руководитель, мол, он пытается избежать обсуждения вопроса Карабаха, постоянно цепляется за какие-то формальные аргументы, коим представляется возвращение Карабаха за стол переговоров, он вынужденно пошел на этот недальновидный шаг, чтобы якобы показать, что он храбр и несет ответственность. Для меня важно поговорить о вопросе возвращения Карабаха за стол переговоров. Если не ошибаюсь, Карабах был вытеснен из переговорного процесса в 97-98 годах. Как это повлияло на политику Армении, официальный дискурс и содержание обсуждений в целом?

Г.А. — Я бы хотела ответить на первую часть, затем уже вернуться к твоему вопросу. Ты верно заметила, что это была ловушка кочаряно-сержевской пропаганды, не нужно было в нее попадать. Вообще, после революции должен был измениться язык обсуждений любых явлений. Этого не произошло. И когда язык не меняется, ты скорее можешь споткнуться и попасть на их территорию, на которой они сильнее тебя, потому что владеют технологиями, которые разрабатывались годами, с их пропагандой и системой ценностей. Считаю, карабахский конфликт больше не должен решать в Армении вопрос удержания власти, тем более для революционного правительства. Перед революционной силой не должна стоять задача удержания власти, так как это очень дорогой мандат, который дан для быстрых и решительных действий, а не для приспосабливания или угождения всем сторонам и постоянного удержания этого высокого показателя, который не может вечно оставаться неизменным. В конце концов, однажды он угаснет, но вопрос в том, какую повестку изменений смогла продвинуть за это время политическая сила.

Я думаю, этим выступлением Пашинян, к сожалению, решал в том числе вопрос власти. Он счел нужным пойти и уместиться в уже сформировавшейся системе ценностей и попытаться убедить, что и он представляет эту систему ценностей.

В этом смысле в его политике касательно Карабаха есть основной пункт: он постоянно оставляет решение этого вопроса за народом. Это очень странный и также манипулятивный шаг: народ не однороден, это сложный многослойный организм. За каким народом мы оставляем решение вопроса Карабаха? За тем, который, к примеру, по сей день не знает, что Республика Армения не признала независимость Нагорного Карабаха, не признала это государство? За тем народом, который вывозит из Армении сыновей, подлежащих воинскому учету, будучи ярыми патриотами, увозят детей, чтобы те не служили в армии? За тем, которому удается соотноситься с азербайджанцами в России, но он не может делать это на границе с Карабахом? Или решать этот вопрос должен народ, который находится под той же кочаряно-сержевской пропагандой? Общество нужно подготовить к этому, в том числе посредством избавления от мусора этой пропаганды, то есть должна, наконец, начаться общественная дискуссия. Не нужно идти на эти манипуляции. Армения еще не руководствуется принципами прямой демократии, это представителькая демократия. И принимать политические решения народ делегировал именно Пашиняна и его политическую команду. Постоянно перебрасывать мяч на сторону поля народа неконструктивно.

Что касается Нагорного Карабаха как стороны переговорного процесса, в 97 году, в частности, когда после Лиссабонского саммита в Армении сложилась довольно сложная внутриполитическая жизнь, и в Москве в 97-м прошла последняя встреча, которую Армения покинула. Это было последнее участие Нагорного Карабаха в переговорном процессе. После этого пришедший к власти Роберт Кочарян и его глава внешнеполитического ведомства Осканян неоднократно заявляли, что Роберт Кочарян, будучи деятелем арцахского происхождения, в переговорном процессе будет представлять и Нагорный Карабах. Это снова героизировалось, мол, это груз, который лег на плечи Кочаряна, и он с достоинством выполняет эту работу.

Но этот вопрос преследовал Кочаряна на протяжении всего его президентства. И уходя, он сделал небольшое признание о том, что, по сути, переговорный процесс зашел в тупик, и чтобы переговорный процесс протекал легче, было решено, что это будет не трехсторонний, а двусторонний процесс между двумя президентами. Это комментировали по-разному. У нас есть позиция Армении до 98-го года по вопросу Карабаха, которая предполагала субъектность Нагорного Карабаха. Политическое руководство Армении, в частности, премьер Грант Багратян заявил, что президент и глава МИД не раз отмечали: Армения готова принять любой исход, приемлемый для Нагорного Карабаха. Кабинет Тер-Петросяна отдавал предпочтение тому, чтобы самоопределяющийся Карабах сам решал свою судьбу и выбрал предпочтительный для себя вариант. Впоследствии это представлялось в качестве предательской позиции в отношении Карабаха, потому что Карабах — непризнанное, маленькое и слабое государство, и уже после 98-го года Армения берет на себя роль старшего брата — признанного государства. На уровне высшего политического руководства объяснялось, что признанному государству легче вести этот процесс, продвигать его и добиться лучших результатов, раньше Карабах был беззащитен, а теперь он защищен и у него есть покровитель в лице Республики Армения. Но это привело к вытеснению Нагорного Карабаха из процесса. Фактически, Карабах участвовал в процессах опосредованно: встречались и в той или иной мере сообщали руководству о договоренностях или результатах. Настроенность Никола Пашиняна вернуть Нагорный Карабах в переговорный процесс похвальна. Но сейчас мы снова пришли к какой-то неопределенности.

З.А. — Ясно, что для любой власти вопрос Карабаха — бич. Это история с плохими предпосылками, которая потенциально может стать началом твоей политической смерти. И Кочарян, и Серж, и, на мой взгляд, Никол будет всячески пытаться проявлять осторожность и отсрочить решение вопроса, в том числе потому, что решение не может вытекать исключительно из интересов армянских сторон. В этой ситуации лучший способ замять вопрос — переместить его в иные плоскости, потому что, будь Никол Пашинян более принципиальный… До сих пор он продвигал один тезис, он говорил, что Карабах должен вернуться за стол переговоров. И он должен ждать реакции на этот тезис. Но вот начинаются эти разговоры, которые должны попросту навсегда закрыть этот вопрос. Никол Пашинян хотел продемонстрировать в Карабахе свою силу, но фактически показал слабость. Слова Пашиняна представляют в качестве проявления искренности, якобы мы не должны скрывать, что мы действительно думаем, что так оно и есть. И когда я спросила Мику [Золяна, депутат от пашиняновского блока «Мой шаг»], как эта искренность предполагает наличие перед тобой другой стороны, с которой ты должен продолжать обсуждение, он сказал: для этого и нужен переговорный процесс. Если бы они изначально были согласны с нами, для чего тогда нужны переговоры? Но мы искренне говорим свое, они — свое, и продолжаем переговоры. В результате переговоры длятся 30 лет. И никто уже не понимает, кому они нужны, что это. В Армении переговоры не представляют ценности, поэтому Никол может спокойно выйти и произнести слова, рассчитанные якобы на внутренний рынок, потому что переговорный процесс обесценился.

Г.А. — Переговорный процесс обессмыслили, насколько это возможно. Но сам по себе этот процесс не бессмысленен. А теперь в этом идеологическом вакууме стараться с позиций хорошего, доброго, искреннего, любящего народ человека продолжать эту несостоятельную политику означает всего-навсего продлевать агонию. Если так, завтра Армения должна признать это государство. Признать и принять на себя все вытекающие из этого последствия. Если не признает, и мы просто делаем популистские заявления, радуемся, демонстрируем силу, это смешно и никому неинтересно.