У моей мамы тоже было четверо детей

До массового исхода армянского населения в Карабахе поощрялась рождаемость. Многодетным семьям полагалось жилье, материнский капитал после родов, пособие на каждого ребенка. Зарплаты госслужащих и военных были выше, чем у их коллег в Армении. Рожать детей не боялись даже бедные. Социально обеспеченные женщины — «матери-героини». Те, кто стали беженцами, потеряли дома и вдруг оказались в нищете, удостаиваются других «титулов»: неуместные назидания раздают не только незнакомые, но в том числе сотрудники государственных и общинных учреждений.

В очередном эпизоде цикла «После Карабаха» Epress.am побеседовал с Лианой, Арминэ и Наринэ.

— Люди делились на три категории, первая рассуждала так: заведу много детей, государство даст много денег — на эти деньги они и жили. Другие думали, что ребенок — дар Божий (например, я думала так), нужно рожать, значит, Бог так захотел… Как с моим пятым. После войны [2020 года] все наши родственники думали, что я, наверное, сумасшедшая, тем более что четверых я родила путем кесарева сечения — плюс пятый. И все боялись, в том числе мой врач, который был уже здесь [в Армении].

Когда я позвонила ему из Арцаха, чтобы проконсультироваться, поздоровалась, он сказал «только не говори, что беременна».

Третья же группа людей думает «лучше у меня будет один ребенок, двое детей, зато я смогу их обеспечить».

У моей мамы тоже было четверо детей.

Когда семья собирается — у одного четверо детей, у меня их пятеро, — ну, вы понимаете… местные говорят «вы так часто делаете шашлыки». А я говорю, что там мы к этому привыкли, всегда собирались: то женгялов хац приготовим [тесто с разным видом зелени], то пирожков напечем, то кто-нибудь скажет «с меня мясо — готовим шашлыки».

Здесь думают по-другому, мол, «вай, раз собираются, значит, у них много денег, постоянно пируют, а сами все время говорят о помощи»… Но на самом деле не так: то один мой брат скажет «мясо с меня», в другой раз — я или мой папа.

— Из имущества — мои дети. Ничего другого нет. В Карабахе были машина, дом, земельный участок.

Куда ни пойду, говорят «ты — многодетная, тебе все полагается». А откуда полагается?

— Мой младший — Юрий — ходит в детский сад, но 25 сентября ему исполнится 6 лет, уже в школу пойдет. Нвер перешел в третий класс, Марианна — в восьмой. Старший окончил училище, а Марат с сегодняшнего дня пойдет на курсы парикмахера, за наш счет — 200 000 драмов. Нужно постараться оплатить на средства госпомощи.

— Нас 8 человек: шестеро несовершеннолетних и я с мужем. [Финансовой] помощи с мая нет. В сентябре в школу должны пойти шестеро детей. Муж получает 120 000, 65 000 драмов получаем из «Парос»-а [благотворительный фонд]. 80 из 185 000 отдаем на аренду жилья. На 105 000 совершенно невозможно…

Беру в долг 2-3 товара в магазине, потом плачу деньги, затем снова… Верчусь, чтобы суметь справиться с покупками к школе.

— Трудностей много. Там у нас был дом, все было, создали… Уже, как говорится, думали пожить спокойно.

Мы до последнего не представляли, что многолетний труд вмиг пропадет.

Я даже не успела взять детям одежду в дорогу: как старший побежал в домашниках в детский сад за младшим, так мы и уехали.

У нас был отдельный двухэтажный дом. Мы с мужем вместе обставили его, отремонтировали. У нас было большое хозяйство: крупный рогатый скот, свиная ферма. В зависимости от объема работы муж получал от 250 000 до 300 000 в месяц. 130 400 составляли пособия: один из детей — он родился в 2022 году — получал 50 000 драмов и должен был получать их до 6 лет, 30 с лишним тысяч я получала, как кормящая мать, плюс остальные дети — больше 10 000 на каждого. Всего выходило 130 400 драмов.

— В Карабахе легче было содержать детей. Государство помогало пособиями, семьям с 5 (и больше) детьми выделяли жилье, вообще у многодетных были льготы.

Да и зарплаты действительно высокие были. Обычный уборщик в школе получал чистыми 67-70 000.

— 200 000 мы получали, муж-военнослужащий получал зарплату почти 500 000.

— Здесь я не чувствую себя многодетной (смеется). Правда. С точки зрения расходов чувствую — по размеру кастрюли с обедом. Но чтобы преимущества, как у многодетной, — ничего подобного.

— Говорят о помощи карабахцам: «дали столько-то, столько-то»… Я не получала, правда. Получала сухое питание.

Ровно месяц мы искали жилье, в том числе здесь. Никто не дал. Было одно за 180 000, я позвонила, меня спросили «сколько человек будет жить?», перечислила «я, муж, пятеро детей», мне говорят «извините, но мы не предоставляем жилье семье больше 4-х человек».

То же самое в Абовяне: 200-тысячная трехкомнатная квартира, 60 с лишним квадратов. Спросили сколько нас, «семеро, — говорю, — пятеро из которых — несовершеннолетние». «Извините, — говорит, — но мы сдаем семьям из трех человек».

Их можно понять: каждый хочет использовать момент, получить выгоду. Так же было там: те, кто жили в своих домах, не были бездомными, как мы, пытались нажиться за счет не имевших жилья. У кого был какой курятник, старался привести его в порядок, насколько это возможно, и сдавал в аренду, превращал гараж в жилое помещение… Это сейчас происходит здесь.

— Мы с Сергеем прошли через многие трудности. Не было – не ела, не носила одежд… Как бывает — отодвигаешь себя на второй план.

Постоянно повторяю «слава Богу, нам встретился такой человек, как владелец нашего дома», мы спокойно живем. И он сказал «чувствуйте себя, как дома».

— Мы потратили на этот дом 300 000: стены были в дырах, пола не было, это покрась, то покрась…Вот здесь был сплошной мусор.

Родственники, соседи поделились всем, что у них было: кто стол нам прислал, кто кресла, кровать.

— Не понимаю, почему этот дом стоит 100 000.

— И я не знаю.

— Теперь, когда Вы столько здесь починили, после вас будут сдавать за 150 000.

— Это точно! Вполне.

— А вам известно о программе обеспечения жильем в приграничной зоне?

— Ани джан, я приехала сюда из приграничной зоны. Я не хочу, чтобы дети снова засыпали в страхе… Ты не представляешь состояние моих детей 19 сентября, как они дрожали. Я не хочу, чтобы это повторилось.

Дадут жилье — дадут, нет — как-нибудь проживем.

— А вы хотите еще детей?

— Нет, нет, больше не осмелюсь.

— На все воля Божья… правда, у меня маточные трубы уже перекрыты (смеется).

— Завтра — 20 лет со дня нашей свадьбы.

— Вы вышли замуж по любви?

— Лучше будет сказать, что уважение переросло в понимание… Любовь приходит постепенно, я так думаю. На самом деле, я не понимала, что такое любовь. Муж старше меня почти на 9 лет. Сначала я была для него ребенком, он приносил мне что-нибудь вкусненькое…

Мы познакомились на дне рождения моей двоюродной сестры. Он спросил нашего зятя «кто эта девушка?», тот ответил «моя свояченица». «Как же мне твоя свояченица понравилась. — сказал он. – Спроси, есть у нее любимый?». А у меня был… Нет, точнее не было, за мной многие волочились. «Нет, — сказал он, — я должен на ней жениться. Хочет того или нет, она должна быть моей».

Так у нас родилось пятеро детей.

Мне сейчас 38 лет.

Я почти 10 лет проработала учительницей армянского языка и литературы. После третьего ребенка уволилась и до сих пор ухаживаю за детьми.

— А есть что-то, чем вам хотелось бы заниматься помимо ухода за детьми?

— По правде говоря, меня спросили в соцобеспечении, я сказала «может, маникюр?». «Так много, — говорит, — желающих пойти именно на маникюр, нам уже из Министерства замечание делают… Может, что-нибудь другое? Флористика?». Посмотрим.

— Младшие учатся в одном классе. Иногда рассказывают, что кому-то из детей — он тоже из Арцаха — сказали что-то [обидное]… «Вам тоже сказали?», — спрашиваю. Ребенок говорит «нет, нам не говорят, с нами нормально играют». Не знаю, откуда это идет, но такие проблемы есть. Может, и моим говорят, а они мне не рассказывают. Возможно, именно им и сказали. Не знаю.