Epress.am Новости из Армении
интервью с бывшим заключенным А.С.О.
часть третья: начальники тюрем
Начальником уголовно-исполнительного учреждения должен быть не полицейский, как принято в этой системе, а осуществляющий правосудие.
Если начальник тюрьмы когда-то представлял карательный орган, он всегда будет испытывать эйфорию или эмоции, прибегая к карательным мерам. Чем хуже осужденному, тем ему приятнее.
Но если заключенному плохо, значит, плохо государству. В 90% учреждений такая ситуация. В «Армавир»-е, например, у нас был начальник, который относился к заключенным по-человечески. Видя, что государство помочь не может, пытался сам решить проблемы. На мой взгляд, это важно. Люди, работающие с заключенными, с арестованными — от санитара до медработника и надзирателей, стоящих в карауле, — должны иметь образование и представление о правосудии, а не действовать, подобно полицейскому, подобно части карательной системы.
Господин [Арсен] Арзуманян был начальником [отдела] убийств Еревана, начальником милиции в Абовяне. Затем, когда стал начальником УИУ «Севан», там сидел человек, которого он встречал, будучи опером. У того заключенного был сахарный диабет, болезнь сердца. Арзуманян сделал все, чтобы ему изменили режим и перевели в «Абовян» — на содержание в худших условиях. Довел до того, что человек с сахарным диабетом объявил голодовку, гвоздем прибил руку к тумбочке возле койки.
Когда в уголовно-исполнительное учреждение «Севан» пришел [Сергей] Атомян, он как генерал пообещал мне уладить некоторые вопросы. А Арзуманян делал все, чтобы эти вопросы не решались, потому что для него это был способ оказывать моральное давление на заключенных. Ему становилось хорошо от этого. Чем хуже заключенному, тем ему лучше. Сейчас он проделывает то же самое в «Армавир»-е.
Этот человек 30 лет проработал в полицейской системе, он по природе полицейский. Теперь он пошел контролировать заключенных, которых сам же и поймал. Он не способен осуществлять правосудие, он далек от понятия «правосудие».
Быть начальником УИУ — в целом самое черное дело, его даже в полицейской системе не уважают. Это традиция, существующая с советских времен. Кстати, некоторые начальники тюрем, которые когда-то притесняли нас, сейчас сидят в Нубарашенской тюрьме. Тогда мы говорили прокурору: «Послушай, вытворять такое в зале суда аморально, измени статью». Теперь этот человек — бывший зампрокурора Шенгавита [административный район Еревана], который арестовал человека за взятку, — повторяет то же самое в суде: «Наказание несоразмерное, я этого не делал» и прочее. Я встретил его в камере антикоррупционного органа и спросил: «Ну, что? Справедливо?».
Опишу ситуацию: в одной камере сижу я, задолжал государству, обсуждается вопрос конфискации имущества. В соседней камере сидит судья, в другой — двое прокуроров. Еще в двух — следователи из Антикоррупционного комитета. В следующей — бывший командующий Армии обороны [Карабаха] Микаэл Арзуманян. Параллельно проходит суд, судят экс-министра обороны Сейрана Оганяна. Представили? Скажу на жаргоне: из черной зоны я попал к прибывшим из красной зоны. Говорю «ну, что? хорошее же место, чего вы жалуетесь на правосудие?».
Мне все равно, я пришел уже осужденный, теперь хочу на вас поглядеть. Карапетян мне говорит «замолчи». «Нет, — отвечаю, — меня нарочно сюда привели, чтобы я припомнил вам ваше прошлое».
В то время немногие заключенные жаловались на то, что осуждены, недовольство касалось того, что наказание несоразмерно деянию. И сейчас есть люди, читая дела которых, понимаешь, что их красиво «сшили», упаковали и принесли. И те же самые судьи работают до сих пор. Это и порождает недовольство.
Сегодня следователь нацбезопасности Амбакум Григорян — начальник Уголовно-исполнительной службы. Об этом я и говорю. Так не должно быть.
***
С 2008 года я работал юристом. В тюрьме я много чем занимался — не жалуюсь. Если прежде не изучал арменистику, то там изучил. Да, я поставил в затруднительное положение свое окружение, семью, но понимаю, что теперь не стоит пытаться изменить судьбу.
После освобождения я проводил голодовку перед зданием Генпрокуратуры по поводу условно-досрочного освобождения, три дня пикетировал здание Правительства вместе с семьями приговоренных к пожизненному сроку. Как бывший зэк, я стараюсь сделать все, чтобы ситуация там улучшилась. Очень немного заключенных осмелится или пожелает давать интервью в таком формате.
Я написал заявление премьер-министру, сказал: «Путем голодовки вы добились того, чтобы у каждого заключенного был холодильник. Сегодня ваш начальник УИУ запрещает заключенным иметь холодильник». Я написал: «Прошу, объясните это». Письмо было написано в марте 2023 года. Ответа до сих пор нет.
Что сейчас делают? На первом этапе главу лишают информации. Чиновники низшего звена постепенно начинают предоставлять нужную им информацию, якобы система реформирована. Я добился того, что министр юстиции недавно отправилась в УИУ «Севан» и увидела своими глазами, что там творится. Но ей не хватило честности, чтобы приехать и заявить об этом.
Во всех сферах так. Внизу сохраняют состояние застоя — делают, что хотят, — но рисуют такую картину, чтобы все общество выражало недовольство одним человеком, а не всей системой в целом.