Я довольна Пашиняном

Команда Epress.am провела в Ванадзоре несколько июньских дней, встречи и беседы уместились под общим названием «Через год после революции 2018».

Представляем беседу с Маней Давтян о поликлиниках, оберегаемых полицейскими ценностях, выступлениях Пашиняна, российской пенсии, Кировакане [старое название города].

Я живу на российскую пенсию, на деньги, которые присылают мои дети. Они иногда присылают мне вместе с пенсией немного больше денег, и живу очень хорошо. У меня нет проблем.

— Каков размер твоей российской пенсии?

— 9100 рублей. Мне этого хватает на коммунальные расходы, еще семье помогаю, подарки покупаю. Мне хватает, я не жалуюсь.

— А на армянскую пенсию потянула бы?

— Нет. Конечно, нет. Как потянуть на 36 тысяч, если 30 тысяч в месяц нужно платить за коммунальные услуги? Когда ходишь в поликлинику, учреждения, тебя принимают с большим удовольствием, делают все, что нужно, без доплаты… В больнице то же самое. Очень многое изменилось, очень. Я инвалид третьей группы, у меня мерцательная аритмия. Пошла, и пока не заплатила, мне не оформляли пенсию. Плюс к тому, что я уже заплатила, меня спросили «какая у тебя пенсия? нужно добавить еще 5000». А сейчас этого не делают. О том, что надо платить, знал весь город, не только я. Все знали. Если у людей были деньги, они выходили на пенсию. Если нет, не выходили: неважно, болен ты или нет. Все с надеждой ждут, что будет хорошо. Так и будет. За год он [премьер-министр] сделал многое. Что еще должен был? Да и не год, с декабря…

— А кто, по-твоему, жалуется?

— Ну, почти… здесь никто. Иногда тот, кто очень голоден и не очень понимает, что происходит. Кто-то что-то говорит, а он и повторяет.

— В своем окружении я заметила, что жалуются те, у кого была должность при прежней власти.

— Они не то, что жалуются, а так борются за то, чтобы старая система вернулась… Но этого не случится. Старая система вернется только если воскреснет твой дед.

— Ты так уверена?

— Конечно. Больше не вернутся. Все кончилось, умерли. Как они могут вернуться? Предположим, платят 10 процентам, те говорят… и что?

— А кому платят? Ты знакома в Ванадзоре с людьми, которые за Кочаряна?

— Знакома, но это те, кто ушли с должности. Знакома, и они нехило жалуются: «что эти нынешние делают? Что сделали?». А тогда, если бы они слово сказали, их бы увели и либо убили, либо посадили, либо они попали бы в аварию. Вот они говорят теперь.

— Сколько семей среди твоих родных остались в Армении?

— Очень мало. Только я. Со стороны твоего деда только я. Если будет немного лучше, они вернутся, хотя бы половина. Кстати, не всем, кто в России, хорошо живется: снимают жилье, выполняют тяжелую работу, за которую никогда бы не взялись здесь. Живут они там не ахти как. Там, как и здесь, хорошо живут только 20 процентов населения. Некоторые за 5-6 тысяч рублей арендуют одну кровать, чтобы поспать ночью. Работают днем, спят ночью на этой койке и уходят. Это жизнь? И фотографируются у чужих автомобилей, якобы живут хорошо. У нас очень хорошая страна, искренее вам говорю.

— А почему уезжают?

— В основном бежали от устоев. Не было надежды, что завтра будет лучше. А потом уехали и те, которые жили немного лучше, не только голодающие. Им казалось, уедут, добьются там чего-то эдакого… Но здесь все иначе, здесь люди хорошие, внимательны друг к другу.

— Имеешь в виду Кировакан?

— В Армении, во всей Армении. В Армении ты чувствуешь себя человеком. Там ты упадешь на улице, никто и не обернется. А если кто упадет, им кажется, что человек под воздействием алкоголя или наркотиков: ну, упал, поспит, встанет и пойдет дальше. А здесь по-другому, здесь тепло относятся друг к другу, даже сверх меры. [В Советское время] Кировакану пришлось туго, все было запрещено.

— Многие продолжают бежать из Ванадзора, потому что, как прежде, ничего нельзя. Молодежь не может здесь оставаться.

— Молодым здесь заняться нечем. Уезжают не из-за «нельзя». И в семье… Говорили, невестке нельзя разговаривать, нельзя то, нельзя это… Сейчас невестке можно все. И ребенку. Сейчас молодежь живет совершенно иначе. Не нравится — они уезжают. И правильно делают. Жизнь одна, зачем им постоянно жить с «нельзя». В Ереване народ слишком, можно сказать, брошен на произвол… В Ереване дали чересчур много свободы и не понимают, чего хотят от этого мира.

— То есть «нельзя» — это хорошо?

— И нельзя, и можно должно быть в меру. У нас вообще спокойный город, не скажу, что бывают драки на улицах или еще что. Но и полицейские не работают. Законы не действуют. Если кто-то пришел к тебе домой, побеспокоил, они скажут: ну, что, человек был зол, вот и пришел. Покажи, говорят, порезал он тебя, голову пробил… если не сделал, уголовное дело завести не можем. Но почему, я не знаю.

— Что это за случаи?

— К примеру, при разводах. Может явиться супруг, побеспокоить, кричать, орать, ломиться в дверь, они говорят «что нам делать?».

— Ты знаешь о принятии закона о домашнем насилии? С будущего года будут приюты, в которых под государственным контролем…

— Приютов нам не надо, нам надо, чтобы этот человек ее не беспокоил. Закон предусматривает развод, или не развелись, но я не хочу с тобой жить, какое у тебя право приходить и каждый день меня беспокоить? Правильно приняли закон, давно нужно было. Пока позвонишь полицейскому, пока он приедет, человек все нервы тебе портит, убивает тебя, говорит все, что ему в голову взбредет, выламывает дверь… Приезжают, стоят там, под окном, мол, его нет. Мы говорим: он в подъезде. Пока полиция заходит в подъезд, он убегает через черный ход.

— Но случается, что полиция успевает приехать…

— Ничего они не делают, ничего. Он говорит полицейскому: брат, я пришел к своей семье, какое твое дело? А полицейский: ну, если ты к семье своей хочешь, дорогой, иди. И завтра еще придешь ругаться. Ни дня не пропускай. Можешь спокойно приходить, а я приду, скажу «цавд танем» и уйду. По старой традиции, когда раньше девушку выдавали замуж, ей говорили: ни звука, будут морить голодом, избивать, — ни звука, стыдно! Вот из-за этого стыда люди знают, что и свекровь, и деверь, и заловка, и тем более муж должен бить, а они должны молчать. Мы все это видели, но вы точно будете жить в лучшей стране. Точно. Я уверена на 200 процентов.

— Почему тебе нравится Пашинян?

— Пашинян? Он правильно говорит, делает верные вещи.

— Какое выступление вам не понравилось?

— Пашиняна? Мне все нравятся. Даже, бывает, говорит неверно, злится, но… верно говорит.

— Даже когда неверно, верно?

— Да. Пашинян мне очень нравится. Испытываешь удовольствие, вот, вчера он был в Ленинграде, сердце мое ликовало оттого, что увидела Пашиняна.

— Бабушка!

— Да. Душа моя ликовала, что Пашиняна так принимают, он постоянно, куда ни поедет, говорит о нашей стране. А что Серж? Расстилал перед собой картон, чтобы дерево посадить… бесстыдно. А если он чтит память… Тот, кто чтит память, ни зонт над головой не держит, ни газету не расстилает, чтобы вдруг не ступить на землю… Почему у Кочаряна и других повсюду должны быть дома? Почему? Они каждый день живут в этих своих домах? Человеку нужна одна кровать, один дом, чтобы жить нормально. Пусть живут лучше нас — я ничего не говорю. Он руководитель — должен жить хорошо, зарплата должна быть высокая. Но такая разница? У них по всему миру дома. У [генерала] Сарояна дом в Одессе, в Москве, заграницей, в Сочи. Половина Эчмидзина принадлежит ему. Почему?