Главная / Армия / Очень любят мучить и сильно мучают — разговор об армии

Очень любят мучить и сильно мучают — разговор об армии

Существуют ли хорошие офицеры? Какие в армии бани и туалеты? Что значит быть геем в армянской армии? Если начнется война, пойдешь? На эти и другие вопросы Epress.am отвечал бывший военнослужащий-срочник.

— Как вышло, что ты пошел в армию?

— Вариант, что я не пойду в армию, не обсуждался с самого детства. Возможно, именно то, что я гей, «неженка», и стало причиной, по которой мой брат-гетеросексуал сделал все, чтобы я пошел в армию. Могу вспомнить множество случаев, когда брат говорил «пойдет в армию, окрепнет, станет мужчиной». И я пошел.

— Как ты воспринял тот факт, что надо идти?

— Не сказал бы, что в том возрасте у меня было свое собственное мнение или я умел выражать свои мысли. Я, следуя словам старшего — брата, — убедил себя: «все, я должен идти в армию, должен стать сильнее».

Понимание того, что я должен мыслить самостоятельно и следовать своему мнению, пришло после службы. Как показывает опыт, если воспринимать как должное мнение даже родного человека, человека старше тебя, это может привести к очень плохим последствиям.

— Почему люди готовы платить 20 000 долларов, чтобы не служить?

— Им известно об опыте других, уже отслуживших людей, и родители больше думают о безопасности, обеспеченной жизни своего ребенка. Или сам  молодой человек думает о своем будущем и идет на все — работает, копит деньги, — или, в некоторых случаях, заставляет родителей [сделать так, чтобы] не пошел, избежал всего этого. На мой взгляд, если есть конкретные причины и возможность не служить в Вооруженных силах Армении, не надо служить.

Армия дала мне очень интересный опыт, но опять же: если есть возможность уклониться, нужно это сделать, потому что это другая жизнь с другими правилами.

— Что тебе может угрожать в армии?

— Там твоя жизнь каждую секунду под угрозой. Начиная с элементарных вещей. К примеру, когда мы шли на полигон, там абстрактно рассказывали, как пользоваться оружием, но не учитывали, что стоят там, скажем, более 100 солдат, и среди них найдутся те, кому этого недостаточно.

Во время службы произошел такой случай: солдат не представлял, какую он опасность представлял в тот момент, и направил на войско заряженное оружие. Все легли на землю. Было очень страшно. Это самый обычный пример. Солдатам нужно очень многое подробно разъяснять, а это делается очень абстрактно. Если в результате кто-то ошибется, наказывают, конечно, все войско. Это «один за всех и все за одного» — золотое правило в армии. Я этого не приемлю. Скажем, служит в роте 100 солдат: не может быть, чтобы кто-то из этих 100 не совершил ошибку, и за ошибку одного всегда отвечают 100 человек.

Для офицеров это что-то вроде игры. Ошибся один — однозначно отвечать должны все. То есть вариант прощения исключается. Зачастую и повода-то нет, но они очень любят этот момент ответа и — надо, не надо — мучают солдат.

— Любят мучить?

— Очень любят и очень мучают.

— Как думаешь — почему?

— В их представлении — закаляют, но во многих случаях это все не имеет никакого отношения к закалке. Когда я только пошел в армию, еще до присяги, — все мы были новичками, ничего не знали, — один из солдат сбежал из воинской части. Всех построили на плацу, сказали лечь на землю в позиции отжимания. Я служил в одном из самых жарких мест Армении, было лето, июль, асфальт просто жег. Простояв в резиновых сапогах дольше 5 минут, можно было почувствовать запах расплавившейся резины. Нас продержали в таком положении, пока ночью не нашли сбежавшего солдата, наверное, около 7 часов.

Не очень себе представляю, как они готовятся к работе с войском, но и только прибывшие офицеры начинают службу с крайней жестокости, ведь так же жестко с ними обходятся в военной академии.

— Что ты узнал в армии такого, чего прежде не знал?

— То, что нам рассказывают по телевизору, или то, что мы читаем в интернете, — очень сжатая информация. Если не служил, не был в этой системе, иметь о ней представление ты не можешь. Она очень похожа на, не знаю, на ту же…

— Тюрьму?

— Да.

— В армии как в [сериале] «В армии?»?

— Смотрел отрывки сериала, но там все показано поверхностно, ведь его смотрит множество родителей. Думаю, важность сериала в том, чтобы у призывников сложилось какое-то представление о службе. Скажу вам, это очень важно. Мне стоило посмотреть его прежде, чем идти служить, потому что жизнь там совершенно другая и дополнительная подготовка точно не помешает.

— Хорошие офицеры есть?

— Да, есть. У нас были правда хорошие офицеры, несмотря на то, что и они в какой-то мере мучали войско, но и беспокоились о нем. Я пытался относиться к этому с пониманием: дело в том, что другие мучали и становились плохими для войска, и им приходилось делать то же самое, чтобы избежать проблем с другими офицерами. Ведь те говорили «вы выделяетесь, не наказываете, и мы [на вашем фоне] оказываемся плохими». Так между ними возникали бы проблемы и драки, поэтому и они наказывали, но так, чтобы несильно мучить.

— За время службы тебе приходила в голову мысль об убийстве? Если да, то — кого?

— Да, ты готов к тому, что, может, убьешь, но в голову никогда не приходит мысль о том, что этот момент настанет. Но готов всегда.

— Особенно на постах?

— Особенно на постах готов каждую секунду. Если говорить про конкретный пост, где проходило мое боевое дежурство, помню дни, когда мы получали информацию о разведчиках на территории. Особенно в такие моменты ходишь с пальцем на курке, ждешь чего-то ежесекундно… но даже тогда я не представлял, что убью. Готов был убить, но не представлял, что этот момент действительно наступит.

— Думал об убийстве кого-нибудь из сослуживцев?

— Нет, не думал. Больше хочется поговорить про убийство противника. Помню период, когда я часто думал на эту тему. Эти подготовки, техника, этот их «боевой дух» так в тебя инсталлируют, что ты превращаешься в игрока. Недавно я сравнил это с виртуальной игрой, в которой ты ходишь, убиваешь войска, рубишь человек 100 и набираешь очки. Тебя превращают в такого персонажа, который должен быть готов к тому, чтобы просто крошить. Они тебе никогда не скажут «знаешь, что, ты будешь убивать, нужно быть внимательным, чтобы не убить обычного гражданина». Там тебя просто готовят к тому, что ты должен крошить и получать за это очки.

Если не ошибаюсь, за убийство солдат противника получают какую-то дополнительную плату. Срочников это не касалось, речь о контрактниках. Не очень в этом разбираюсь, но я к тому, что идею убийства превращают для тебя в нечто обычное. То есть, если ты убьешь человека на гражданке, восприятие будет иное, чем если во время службы.

— А после всех этих «подготовок» ты мог относиться к азербайджанцам, как к обычным людям?

— К счастью, я не служил на передовой. Наши посты были достаточно далеки от границы. Прямого контакта с противником не было. Служба на передовой, конечно, другая. Думаю, и мышление отличается.

— А эти «подготовки» дегуманизируют самого убийцу? Есть ощущение, что ты набираешь очки в видеоигре?

— Нет. Как происходит в видеоигре? Много убиваешь — становишься топовым игроком. Там действует тот же принцип. После этого тебя и солдаты больше ценят, ты игрок, который «больше предан родине», но — игрок в любом случае. Четкой связи с реальностью в ходе службы нет. Общение самих солдат отличается от нашего повседневного общения. Тамошняя система ценностей отличается от той, что здесь.

— Как так выходит, что в случае небоевых смертей в армии уголовные дела открывают по статье о доведении до самоубийства по неосторожности? Что вообще означает это выражение?

— Уверен, любому отслужившему, который прочел или услышал это слово «неосторожность», в голову первым делом придет мысль о том, что это могло и не быть неосторожностью, но маскируется под неосторожность. Что бы ни случилось, если есть возможность замаскировать это под «неосторожность», все для этого сделают.

— По-твоему, что значит быть геем в армянской армии?

— Быть геем в армянской армии — отдельная война с самим собой, требующая еще большей степени осторожности. Помещаешь себя в другую реальность, другой разум и тело, приспосабливаешься к этой жизни, в этом теле. А сопутствующая мысль — нужно сделать все, чтобы не раскрыли. На этом ты сконцентрирован на протяжении всей службы. Там множество моментов, когда ты не должен впасть в соблазн.

Рядом с тобой разные люди, и их взгляды всегда обращены к тебе. Особенно в случае, когда ты немного от них отличаешься, хоть бы и своей нежностью, аккуратностью.

— А чем можно соблазниться?

— Основной причиной разоблачения очень многих становится баня. Купаешься с 30 людьми в одной бане, но там не 30, а 10-15 душей. Нужно поочередно купаться под одним душем вдвоем или чаще втроем.

Были люди, которые — я уверен, гетеро, — пытались вычислить гея. Могли во время купания вызвать у себя эрекцию и смотреть на всех по очереди, чтобы увидеть, кто смотрит.

Это из основных соблазнов. Возможностей для секса у тебя нет или они минимальны. И хоть это тебя привлекает, нужно не поддаться. Лучше всего, опустив голову, сделать свое дело и выйти оттуда.

— Что может грозить в случае разоблачения?

— В первое время могут возникнуть большие проблемы. Инфа однозначно доберется до офицерского состава. Сначала они попытаются не вмешиваться в это открыто. Вернее, сделают свое дело при помощи нескольких человек из войска. У них всегда есть люди, через которых они проворачивают дела внутри войска. С их же помощью они постараются подогреть ситуацию до такой степени, чтобы им осталось сделать последний шаг. Последним шагом обычно бывает перевод в другое место службы.

Мне бы, конечно, очень хотелось, чтобы на эту тему говорили: столько есть пробелов. С человеком могут сделать все, что угодно, а потом скрыть правду и никто не узнает.

Могут отвести в туалет, жестоко избить и невозможно доказать, кто это сделал.

— У солдат часто отбирают сотовые, якобы — чтобы позвонить, и читают личные сообщения, получают таким образом сведения. Почему переписки не удаляются заранее?

— Там для тебя важнее скрыть не эту информацию, а свой телефон. В армии никто не считается с твоим свободным временем: войско могут собрать в любой момент. Во многих случаях, параллельно таким сборам, офицеры идут в спальню или общую комнату, начинают искать телефоны, зарядочники. Часто случается, что они приносят пакеты с телефонами и зарядными устройствами и ломают на глазах у собравшегося войска.

То есть в первую очередь ты думаешь о безопасности телефона. Думаю, правильнее пользоваться vanish mode непосредственно во время переписки — написанное удаляется в секунду. Если думаешь, что в конце сможешь удалить переписку, с вероятностью в 90% это не так. Что-то случится, вас соберут — останется на половине. Не то что удалить инфо — телефон спрятать не успеешь.

— Что скажешь о бане и туалете?

— К счастью, были работники, они следили за чистотой, но учитывая, что общей баней-туалетом пользовалась целая воинская часть, ясное дело, чистоты там быть не могло. Об этом и речи нет. Засор в умывальниках становится привычным делом, вода льется — весь пол бывает в воде. Так всегда, потому что примерно 5 умывальников точно не работают. Бани немного отличаются, а что касается туалетов и умывальников — совершенно антисанитарные условия.

— Горячая вода есть?

— Для повседневных нужд была холодная вода, но раз в неделю (а если ты на постах, то раз в две недели) идете купаться — очень недолго: скажем, около получаса на 30 человек.

Душей, наверное, штук 50, но неизвестно, почему, работает только 15. Наверное, своего рода бережливость. Заставляют справляться с этим со всем очень быстро, но представь: купаешься раз в неделю и вот так — в спешке.

— А на постах какие туалеты?

— Роют глубокую яму, ставят на нее какие-то доски. И используется эта яма до тех пор, пока не заполнится. Потом засыпают землей и роют новую.

— Можешь представить, чтобы ты вернулся обратно? Пойдешь, если начнется война?

— Не знаю, что бы я ответил до последней войны [2020 года], но теперь однозначно скажу нет. Думаю, немало людей готовы пойти: сначала я уступлю дорогу им.