Моя учеба в университете была кошмарным сном, который длится мгновение, а кажется вечностью. Самые яркие воспоминания связаны с набором высоких баллов при поступлении, участием в студенческом театре и защитой дипломной. В промежутках — обоюдные мучения (мои и преподавателей), ненависть и интерес. Местами. Но с 2008 годом ассоциируются не мучения, а то, как я каждый день приезжала с занятий к зданию Оперы, к участникам круглосуточной акции. А дома нервы, лживое телевидение, рассказывающее о «толпе». Мерзкий телевизор поливает грязью людей, которых я видела полчаса назад, то есть и меня саму. Телевизор, телеканалы, Первый канал.
Кажется, в аудитории нас было трое. Лусинэ и Заруи обсуждали митинги оппозиции и собравшихся на ереванской площади Свободы людей, которых они, однако, видели только в эфире Общественного телевидения. Вопрос о том, ходили ли они в эти дни на площадь, их удивил: «Нет». Узнав, что там бываю я, переглянулись, не веря своим глазам: перед ними одна из этих бесстыдников, о которых рассказывает Первый канал. Одна из них — дочь члена Республиканской партии Армении. С ней связан небольшой эпизод, после которого меня несколько ночей терзали и не давали уснуть угрызения совести. Однажды она начала рассказывать о своей семье, об отце, показывала фотокарточки: мы пошли сюда, делали то, видели это… До того эпизода я не знала, что так она делает постоянно. Фото дошло до меня, и я увидела будущего депутата-республиканца. «Фу, …ян», — выпалила я фамилию политика. Все напряглись. Как удалось закрыть эту тему, не помню, но обошлось. Только тогда до меня дошло, что это ее отец. Позже преподаватель сказала мне: «Жестко, конечно, но, да, неприятный тип».
В другой раз тот же преподаватель попросила меня в коридор, подальше от ушей аспирантки кафедры, которую, по ее мнению, вероятно, уже невозможно было спасти: она вместе с супругом ночевала в разбитых на площади палатках.
— Понимаешь, эти, конечно, подонки [власть], но те — предатели [оппозиция].
— Я же не ради этих и тех хожу. «Эти» всегда подонки — и что?
После того, как 1 марта людей с помощью армии разогнали и было объявлено чрезвычайное положение, в университете распространялся призыв ректора воздержаться от политики в стенах вуза.
Тогда товарищи, уже окончившие университет и устроившиеся здесь на работу, разделяли мое возмущение, вызванное официальной ложью. А теперь ажиотаж, связанный с уголовным делом о «1 марта», наоборот, радует. Возможно, в той же мере, в какой кажется невероятным. Пытаясь привести друг друга в чувства, повторяем «может, все сложится не так, как нам хотелось бы…», но ликованию это не мешает.
Многие даже из моего близкого окружения не знали о происходившем. Впрочем, и теперь. Телевизор, который включен у них практически круглосуточно, спустя 11 лет продолжает показывать однотипные передачи и фильмы. А я намерена включить Первый канал. Сама. Своими руками. Мысленно представляю знакомый голос диктора: документальный фильм «Потерянная весна Армении» — в эфире ПЕРВОГО КАНАЛА.
Алла Манвелян,
22.01.2019