Epress.am Новости из Армении
Журналист татаро-башкирской службы «Радио Свобода» Тодар Бактемир, живущий в Армении и помогающий с релокацией беженцев из России, рассказывает о том, как Армения справляется с наплывом россиян и какие проблемы уже сейчас видны в Ереване и других городах.
— У вас там совсем пиздец, да? Я вчера вез молодых ребят из Москвы, и они сказали, что Россия становится Северной Кореей, — говорит мне ереванский таксист, пока я закидываю в багажник чемоданы очередных знакомых чьих-то знакомых, которых нужно встретить, проконсультировать и заселить.
Всю первую неделю марта я ездил в аэропорт Звартноц каждый день, зачастую — не по одному разу. В эти дни Ереван принимал по 30-40 самолетов из России вместо обычных 5-10, и большинство пассажиров не были похожи ни на армян, возвращающихся домой, ни на обычных российских туристов. Семьи с горами сумок, котами и собаками, большие компании молодых людей — и между ними виден четкий поколенческий раздел. Кто постарше — стоят у выхода из терминала с обреченными лицами и молчат, кто помладше — светятся и говорят каждому встречному что-нибудь вроде: «Как хорошо вдыхать воздух свободной страны!». Россиянами заполнен не только аэропорт — встретить русскоязычных ребят с татуировками на лице и разноцветными волосами на центральных улицах теперь едва ли не проще, чем местных жителей. В твиттере шутят, что московские Патрики переехали в Ереван в полном составе («Патрики» — это район, который собрал в себя все клише о современной светской Москве).
По данным обозревателя Civilnet Эрика Акопяна, между 24 февраля и 10 марта в Армению въехало 50 тысяч россиян. Можно предположить, что около 20 тысяч тут же рвануло в Тбилиси и Батуми, использовав Ереван лишь для транзита: прямого авиасообщения у России с Грузией нет уже третий год, а добираться туда через Турцию дороже. Тогда мы имеем примерно 30 тысяч россиян, которые приехали в Армению после нападения России на Украину и остаются в ней на данный момент.
Даже 30 тысяч — огромный шок для Армении, в которой живет всего 3 миллиона человек: российские беженцы теперь составляют целый процент населения страны. Я говорю «беженцы», потому что мы все так говорим, особо не задумываясь. Мы — это иммигранты и репатрианты из России, которые жили в Армении задолго до войны, а теперь помогают освоиться новоприбывшим.
Корректно ли считать этих людей беженцами на самом деле? Ответить на этот вопрос трудно, поскольку россияне в Армении — совсем не монолитное сообщество. Кто-то едет сюда от страха — я то и дело встречал в Звартноце людей, знакомых мне по журналистской работе, протестным митингам и региональному активизму. Основная мотивация переезда для них — оказаться в безопасности, не сесть в тюрьму и не быть призванными на фронт. Конечно, это беженцы — может быть, не юридически, но по сути.
Другие переезжают сюда не по политическим, а по экономическим причинам — IT-компании, например, перебираются в Армению целыми офисами, потому что работать под санкциями становится неудобно. Для таких людей страх и моральная позиция зачастую вторичны, если есть вообще: речь идет скорее о том, чтобы можно было без проблем получать зарплату из-за границы, пользоваться привычными западными сервисами, не переживать о дефиците продуктов и закрытии любимых кафе и магазинов.
Беженство ли это? Пожалуй, нет. Скорее, экономическая миграция или, упаси господи, цифровой номадизм. Впрочем, иммигранты второй категории обычно и не нуждаются в помощи армянских активистов и переехавших ранее россиян, почти не ходят на интеграционные встречи и митинги в поддержку Украины. В общем, оказываются за рамками организованного приема и обустройства новоприбывших, но — не за рамками самой Армении, на которую этот миграционный кризис не может не влиять.
Самое очевидное последствие массовой иммиграции россиян — ситуация на рынке аренды. Ереванские квартиры, до войны стоившие 350 долларов в месяц, сегодня сдаются по 800, а то и 1000. Этот рост имеет отчасти искусственную природу: IT-компании, готовые оплачивать релокацию своих сотрудников, предпочитают делать это через сервисы, принимающие банковские переводы и выдающие чеки. Предложений на таких сайтах вроде Airbnb, разумеется, меньше, чем на List.am — армянском аналоге «Авито». Квартир на организованных сервисах остается все меньше, высокий спрос при низком предложении вызывает бешеный рост цен, а компаниям по-прежнему удобнее заплатить 2000 долларов юридическому лицу, чем 500 — частнику наличкой.
Дальше идет цепная реакция, выходящая за пределы букинг-сервисов. Сегодня я говорил с веб-дизайнером, который пока снимает трехкомнатную квартиру в центре Москвы и думает о переезде в Армению. Он жаловался, что многие двушки на окраине Еревана даже без агентов и посредников стоят дороже, чем его московское жилье.
Резкое подорожание жилья, конечно, бьет и по местным жителям. В первые дни массового исхода россиян я представлял себе худшие его последствия как-то так: живете вы в маленьком армянском городке, копите на переезд в столицу для учебы или работы, вроде бы уже накопили, но раз — жилье в Ереване становится в несколько раз дороже, и вы уже никуда не едете. Я писал об этом в соцсетях, и читатели ругали меня за необоснованную мигрантофобию: «Как это, приток русских мигрантов испортит жизнь армянам? Ты что, нацист?». Но он портит ее объективно без всяких идеологий: чем дальше, тем жестче становится рынок, и теперь недобросовестные арендодатели разрывают долгосрочные контракты, выгоняя граждан Армении на улицу, чтобы пересдать свои квартиры иммигрантам по новой цене.
Именно так лишилась жилья в Ереване моя знакомая, студентка из города Капан на юге Армении — сейчас она выбирает между забитыми общежитиями и возвращением к родителям. Да, решения о выселении местных жителей ради выгоды принимают не иммигранты, а местные арендодатели. Но если бы иммигрантов не было, у собственников не было бы мысли и возможности это сделать — кто, как не московский айтишник, предложил бы им пять средних зарплат в месяц за однушку в Арабкире?
Ситуация с жильем в Ереване стала настолько критической, что россияне обратили внимание на другие города и даже села Армении. Следующей жертвой миграционного кризиса стал Гюмри — второй по населению город страны и ее культурная столица. Теперь многим не по карману уже и он, и в телеграме каждый день появляются новые чаты вроде «Переезд в Степанаван» и «Релокация в Аштарак» с подробными гайдами. Мы с друзьями шутили, что еще месяц назад это прозвучало бы так же сюрреалистично, как «грин-карта для переезда в Барнаул», но мир меняется очень быстро. Провинциальные армянские города, жители которых еще вчера ездили в Москву на заработки, теперь стали приоритетным направлением миграции для самих москвичей.
Последствия миграционного кризиса переживает и рынок вакансий. Меня как-то иррационально задела одна история. Девушка из России переехала в Ереван и писала в твиттере: «В России я всегда уважала мигрантов и старалась им помогать. Теперь я сама стала мигранткой, и здесь меня называют понаехавшей и обвиняют в том, что я отбираю у армян работу». В одном из комментариев она отвечала кому-то: «Да я здесь всего на месяц, подождать, пока мой парень получит шенгенскую визу», но уже на следующий день хвасталась, что устроилась на работу в Ереване даже без знания армянского языка.
До этого кризиса мне казалось, что найти работу в Армении, не владея армянским, почти невозможно, но сейчас всё изменилось. Знакомая пересылала мне скрины рабочих чатов саппорта одной крупной армянской компании. Ее сотрудники писали: «Нам сейчас нужно держаться за свои места, потому что начальство говорит о том, как хочет нанять новых российских кандидатов».
В одной плоскости происходят все эти неприятные вещи, которые мы пытаемся освещать, за что получаем клеймо «мигрантофобов» и слушаем шутки про ультраправую «Альтернативу для Армении». В другой плоскости проходят организованные украинской диаспорой митинги против российской агрессии, куда приходят новоприбывшие российские политбеженцы и говорят: «Мы с вами», а украинцы отвечают, как рады их видеть.
В этой же второй плоскости проходят диджей-сеты в баре, где армянские левые активисты слушают, как российская продюсерка феминистических подкастов миксует арабоязычные треки о жизни квиров в Ливане. В кафе, которое держит анархистка, иммигрировавшая в Армению из Израиля, не первый день проходят интеграционные лекции для новоприбывших россиян, перетекающие в уютные попойки, и планируются уроки истории Армении и разговорные клубы для изучающих армянский.
Эти две реальности почти не соприкасаются. В одной сытый программист предлагает 2000 долларов за квартиру, которая стоит 300, а девушка-на-месяц-дождаться-шенгена зачем-то устраивается в крупную компанию без знания языка, и мы, конечно, ворчим. В другой бывшие политзаключенные без гроша в кармане спят на раскладушках на наших кухнях и ищут, куда бы устроиться посудомойщиками и курьерами и, мы, конечно, помогаем.
В общем, реальной мигрантофобией здесь не пахнет — разве что классизмом, причем направленным снизу вверх. Но разве может быть иначе, когда миграция идет из метрополии в бывшую колонию, а не как обычно — наоборот?
Наблюдая за притоком россиян в Армению, невозможно не задумываться о колониализме и его последствиях. Вот сотрудница банка говорит россиянке, что не может поменять сумму меньше 10 тысяч рублей на драмы из-за новых правил, а та кричит: «Это русофобия!». Вот парни в чатах по релокации спрашивают, не побьют ли их камнями за длинные волосы и можно ли долететь в Ереван с пересадкой в Баку, как будто не знают и не хотят знать ничего о стране, в которую едут. Вот в комментариях к инструкции по переезду на YouTube кто-то пишет: «Я давно обращала внимание на недостаток в Армении вывесок с информацией на русском языке. Желательно очень быстро исправить данную ситуацию». Вот семья из Москвы грубит официанту, переехавшему в Ереван из горного села, потому что он говорит по-русски с сильным акцентом.
А почему армянин в Армении должен знать иностранный язык в совершенстве? Не должен, конечно, но критически большая часть новоприбывших считает иначе и требует этого. Россияне, переезжающие в страны постсоветского пространства, слишком часто воспринимают их как продолжение своей родины, лишенное субъектности, — эдакая «ненастоящая заграница», в которой и интегрироваться-то незачем, ведь все вроде бы почти как дома. Расхлебывать последствия этого явления придется армянам и тем иммигрантам, которые готовы стать частью армянского общества и учить его язык, а не требовать от случайных прохожих дикторского произношения в русском.
Даже если абстрагироваться от социальных и экономических последствий притока россиян, мне просто по-человечески обидно за Армению. Я ведь тоже иммигрант, но я захотел и смог связать свою жизнь с этой страной и ее обществом, стараюсь в него вкладываться, давно учу армянский и с радостью и гордостью жду того дня, когда получу гражданство Армении. Нет, разумеется, я не могу призывать других поступать так же. Но мне грустно видеть, как Армения становится для многих безликим перевалочным пунктом, «диковатовой и бедной» окраиной бывшей империи, где можно обновить российский загранпаспорт или получить визу, не опасаясь полицейских под окнами, а потом продолжить свой путь в «действительно достойные эмиграции страны», оставив за собой только подорожавшие в три раза квартиры. В таком подходе, наверное, нет ничего незаконного или аморального, но Армения — это не чистилище и не затянувшаяся пересадка, а прекрасная суверенная страна.